Я наклонился и звонко отхлестал мужчину по щекам, приводя в себя. Тратить магию жизни на него совершенно не хотелось.
Глаза Степана распахнулись, и он испуганно уставился на меня.
— Вы… — неожиданно вспомнил он про вежливость. — Вы темный маг! Но как же… Но это же… Не может быть.
— Ещё раз желаете удостовериться? — усмехнулся я, протягивая к нему руку.
Шаман вжался в землю и попытался отползти от меня. Я не стал его запугивать ещё больше, а то совсем способность соображать потеряет, и чуть отступил.
Как же он рассчитывал справиться с парнем, когда дар того войдёт в полную силу, если так боялся темной магии? Ну что за самонадеянность и безрассудство. Ведь не мог он долго удерживать Илью в пограничном состоянии.
— Я всё расскажу! — воспринял он мою задумчивость на счёт своей жизни и затараторил: — Всё сделаю, как вы велели! Обреюсь и в лес уйду. Хоть на пять лет, хотите? Силой клянусь!
Кстати… Я приблизился и наклонился, бесцеремонно сорвав с его шеи шнурок. На нём висела простенькая с виду вещь — вроде поделки из дерева, потемневшего от времени. Узор уже было почти не разобрать, но сила сохранилась. Экранирующий артефакт старого мастера. Вот что я не собирался ему оставлять, так прекрасную работу артефактора.
Я прикинул — за сотню лет вещице точно было. А то и больше.
— Где взял? — спросил я.
— Купил! — выпалил Степан, конечно же, соврав.
Я слегка выморозил землю под ним, чтобы освежить память и пробудить честность.
— С покойника снял, господин, — быстро сознался он. — Тому не надо уже было. Давненько отошел к предкам. К ростовщику носил, тот-то и сказал, что за штука дивная. Ну я оставил себе, мне нужнее!
Наконец-то присмотревшись к его источнику, я понятливо кивнул и вместе с тем удивился. Нестабильный стихийник воды. И как только его со страха не перекосило в высокий ранг? Что-то было не так с источником, какой-то изъян я ощущал внутри этого человека.
И не только в дурных помыслах и корыстолюбии, а в самой магии. Хотя, вполне вероятно, что это было связано. Встречал я людей, дар которых словно отказывался служить им. Трусливых, жадных, недалеких. Лишенных начисто понятия чести. Слабых.
Истинные злодеи, обладающие настоящим могуществом, такими качествами не обладали. Так что среди них не было подобных.
— Откуда же ты такой взялся? — я рассматривал его, искренне пытаясь понять, где же его путь свернул сильно не туда.
Уж не знаю, то ли мой вполне доброжелательный тон так сработал, или фальшивому изгоняющему давно хотелось выговориться, но мужчина вывалил на меня чуть ли не всю свою жизнь за считанные минуты.
Вырос он где-то на юге, в одной из приморских станиц. Беспризорник, предоставленный сам себе. Климат там был получше, без суровых зим. Да и питания всегда было в достатке, как с урожаев бесчисленных хозяйств, так и от добрых жителей, подкрамливающих уличных мальчишек.
Но отчего-то доброта людская с годами вызывала в Степане лишь зависть и обиду. О чём он мне взахлёб и жаловался. Как не повезло ему, и как повезло другим. Даже знахарь, который в итоге и взял пацана к себе в помощники, не растопил эту ледяную стену. Вроде как постоянно заставлял трудиться и что-то учить, гад такой.
А Степанушка желал жить, как сын купеческий. То есть, по мнению самого мужчины, целыми днями валяться на печи, и чтобы девки еду подавали.
Уж не знаю, правда ли его обижали все, кому не лень. Но у меня был живой пример парнишки, который несмотря на все тяжести не потерял человечности. Гордей, Тимофей, да хоть все мальчишки, приходящие к нам слушать сказки княжны.
Несправедливо, что ребенок вынужден выживать. Самое страшное это, бесспорно. Но может ли это быть оправданием всю жизнь?
Злоба в Степане укрепилась с тех самых пор. Осталась с ним до сегодняшнего дня. Верная спутница и губительница.
Выгнали его из станицы. За что — не сказал, постыдился хоть этого. И начал он скитаться по империи, нигде не находя себе места надолго. Пока не приютили «добрые» люди. Шайка профессиональных прохиндеев, проще говоря. Высокого уровня. Работали они исключительно с высшим светом, где денег водилось побольше.
К князю же Лопухину давно присматривались. Довольно закрытый и необщительный, он был привлекательной добычей. Но вот с какой стороны подступиться к нему — было непонятно. До тех пор, пока Илья не подал документы в академию. Получил я и имя человека, который им эти данные продал. Записал себе, чтобы передать ректору.
Связей у мошенников, как я понял из рассказа, было полно. Там слух бросили, тут весточку — и князь сам заинтересовался. Подкупили парочку обедневших дворян, перехватили письма. Хитро, ловко и очень продуманно действовали.
Судя по всему, его светлость всё же своим сыном очень дорожил. Потому что иначе такую веру объяснить было нельзя. Только любящий родитель поверит во что угодно, чтобы спасти ребенка. Возможно, к тому же совесть Лопухина замучала, что в приют чадо отдал. В общем, всё сложилось удачно для обманщиков.
И теперь Степан закономерно боялся не только меня, но и своих подельников, которые по сути всё и организовали. Но меня всё же больше.
Я понимал его неистовое желание уйти подальше в лес. Лишь бы избежать расплаты. Но я передумал. Так легко отделаться ему уже было не суждено.
— Пиши, — я достал из внутреннего кармана блокнот, который постоянно носил с собой, вырвал несколько листов и протянул мошеннику вместе с ручкой. — Чем опаивал пиши, подробно.
Выходило, что один талант у Степана нашелся — знахарь его хорошо обучил, и у искалеченного одаренного получилось сотворить с чужой магией почти невероятное. Тоже искалечить.
Неудачливый лиходей сразу же послушался и принялся строчить.
Я же с тревогой поглядывал в сторону дома. Времени было мало, даже самый воспитанный человек не выдержит такого долго отсутствия. Но отпускать шамана было нельзя. Сбежит по трусости, наплевав на опасности. А то и к своим подастся, там-то его и прикопают где-нибудь.
Мне нужно было очень срочно придумать элегантный план.
Говорить князю, как его обманули, было весьма рискованно. Я опасался, что сработает принцип гонца с плохими вестями, и больше в этом доме нас принимать не станут. А с Ильей мне нужно