– Под ним была кровь? – быстро спросил Воловцов.
– Да, целая лужа, – ответил Поплавский.
– А какая она была?
– Кто? – не понял вопроса надзиратель.
– Кровь! – раздраженно проговорил Воловцов. – Жидкая она была или густая?
– Жидкая…
– Стало быть, когда убийца тащил тело Стасько под этажерку, он был уже мертв, и кровь текла уже из трупа… – раздумчиво и, скорее всего, для себя, нежели чем для надзирателя, произнес Иван Федорович. – Получается, что коммивояжера Стасько убили, когда он либо провожал из своей комнаты позднего гостя, либо встречал такого гостя. Тех двух купцов, что приходили к Стасько торговать часы, вы допрашивали?
– Конечно, господин судебный следователь.
– И что?
– Они пришли к Стасько вместе и ушли вместе. Как они уходили, видела прислуга Малышевых Евдокия Мелентьева. Она же и закрыла за купцами входную дверь.
– Двери к Малышевым были открыты или закрыты? – последовал новый вопрос судебного следователя.
– Да как вам сказать… – начал нерешительно Поплавский, но Воловцов его мгновенно одернул:
– Как было, так и скажите.
– Когда мы с городовым осматривали эту дверь, то сверху имелась щель.
– Пролезть в нее можно было?
– Разве что кошке.
– Я вас понял, – не стал больше развивать тему двери Иван Федорович, решив что-то для себя. – Теперь меня интересуют показания сестер Малышевых и этого старика Селищева.
– У вас же имеются протоколы, – удивленно посмотрел Поплавский на бумаги, разложенные на столе Воловцова.
– Имеются, – согласился следователь. – Но живое слово оставляет большее впечатление…
– Что вы хотите знать? – уныло посмотрел на него полицейский надзиратель.
– Вы ведь допрашивали Глафиру Малышеву? – спросил Иван Федорович.
– Допрашивал.
– И она сначала показала, что не знает убитого Стасько, так?
– Так, – ответил Поплавский. – А потом мы нашли извозчика, который привез Стасько, и он показал, что убитый останавливается в меблированных номерах Малышевой уже не первый раз. Еще извозчик показал, что, встречая коммивояжера, Глафира Малышева поздоровалась с ним и сказала такую фразу: «Давненько вы у нас не бывали». На что убиенный ответил: «Да, давненько»…
– А младшая сестра Кира тоже говорила, что этот постоялец у них остановился впервые? – спросил Воловцов.
– Да, она тоже сказала, что не знает Стасько и до несчастия с ним никогда его не видела, – подтвердил Поплавский. – Их ложь и отсюда подозрение в соучастии в убийстве и явились причиной заключения их под стражу, – добавил надзиратель.
– Выходит, сестры сговорились лгать следствию? – сделал заключение Иван Федорович.
– Выходит, что так, – кивнул полицейский надзиратель.
– А зачем это им было нужно? – спросил в задумчивости Воловцов.
– Чтобы отвести от себя подозрение, надо полагать, – пожал плечами Поплавский.
– Это-то понятно. Но мне кажется, здесь что-то есть еще…
– Что именно?
– Зачем сестры солгали, что в день приезда к ним Стасько больше никто у них не останавливался? Ведь следом за коммивояжером в меблированных комнатах остановился еще один человек: высокий крепкий мужчина лет тридцати – тридцати пяти «в барском платье, не иначе, как помещик какой», как показала, согласно протоколу допроса, гостиничная служанка Мелентьева. Его Глафира Малышева почему-то не записала, как постояльца, хотя была обязана это сделать. Ведь Григория Ивановича Стасько она же внесла в журнал прибывших и остановившихся в ее апартаментах? А почему не записала этого господина в барском платье, похожего на помещика? Почему, по показаниям той же Мелентьевой, этот господин прибыл налегке, без чемодана, саквояжа, портфеля, наконец, без всего? Почему он, барин по одежде и поведению, остановился в дешевых меблирашках, а не в более комфортной гостинице купца Суходаева с хорошей кухней, рестораном, кегельбаном и прочими атрибутами для отдыха и времяпровождения господ? Ведь расположена она на той же Московской улице буквально напротив меблированных номеров Малышевой. И почему этот господин, похожий на помещика, скрылся рано поутру с узелком в руках, и его провожала Кира Малышева? Ведь это его видел старик Селищев, вышедший кормить лошадей?
– Его, – подтвердил Поплавский. – Больше никто из постояльцев Малышевой не подходит под это описание.
– Малышевым ведь было бы очень легко свалить все на этого господина в барском платье, – продолжал рассуждать вслух Иван Федорович. – И они бы сейчас сидели в своих комнатах, пили чай и встречали бы новых постояльцев. Так нет, они всячески покрывают его. Лгут следствию, прекрасно зная, что вранье их, может статься, откроется, и все это может плохо для них закончиться. Почему?!
Воловцов замолчал. Молчал и полицейский надзиратель.
– Нет, – первым прервал молчание Иван Федорович. – Они молчали об этом господине в барском платье не только и не столько для того, дабы отвести от себя подозрение в соучастии в убийстве, навлекая на себя еще и подозрение в укрывательстве преступника. Что убийца – он, у них не было никакого сомнения, как нет такого сомнения и у меня. Они еще и знали этого господина, по крайней мере, одна из сестер, скорее всего, старшая…
– Но провожала-то его младшая? – заметил Поплавский.
– Это ничего не значит. Об этом могла ее попросить старшая сестра Глафира. Или это было ее собственное решение, все это не столь важно. Важно то, что этот господин тридцати с небольшим лет и есть главный преступник… Ладно, хватит покамест рассуждений. Я хочу осмотреть место преступления. – Воловцов поднялся со своего кресла. – Вы не имеете ничего против, чтобы сопроводить меня к месту преступления и принять участие вместе с городовым Самохиным в парочке экспериментов?
– Ничуть, – ответил Поплавский и разрешил себе чуть улыбнуться. – Я весь к вашим услугам…
Глава 11
Гульные арапа не гонят,
или Это то, что надо
В Москве бродяге затеряться легче всего на Хитровке, что в Белом городе меж Покровским бульваром и Солянкой. Ночлежки, доходные дома с дешевыми квартирами, трактиры с тайными комнатками, где можно скоротать ноченьку-другую с какой-нибудь мамзелькой из средней руки проституток или уговориться с фартовыми о новом прибыльном дельце… А еще грязные нумера с лежанкою и обшарпанным комодом по двугривенному и меблированные комнаты от сорока копеек до рубля в сутки – всего этого во множестве имелось вокруг Хитровского рынка. Да и на самом рынке подворья также имеются, которые все же получше ночлежек, но похуже меблирашек. Словом, выбирай, что тебе по душе да по карману. Георгию с его пашпортом на имя лаишевского помещика, конечно же, не пристало снимать ночлежку вместе с пропойцами и забулдыгами, нищими, беспашпортными и прочей рванью, да и нумера и меблирашки были ему не с руки, а вот квартирка в доходном доме – то, что надобно. И глаз посторонних нет, и спокойствие гарантировано.
Так он и поступил: