— Люси?
Он смерил меня внимательным взглядом своих странных, лишенных ресниц и бровей глаз и желчным голосом подтвердил:
— Люси. Все старые шпионы помешались на этом имени после операции русских во время войны в Швейцарии. — Он надел на голову шляпу и добавил: — Я знаю, кто вы, а меня зовут Макинтош.
— Рад познакомиться, — сухо ответил я.
— Матерый шпион предложил бы взять лодку и обсудить все дела посередине озера, — прищурившись, сказал Макинтош. — Но я предлагаю отобедать в ресторане, потому что болтаться, как дурак, на виду у всех на воде я не намерен.
— Меня это устраивает, — сказал я, — тем более что я не завтракал.
Макинтош вытащил из кармашка цветок и с отвращением бросил его в урну.
— Не понимаю, почему люди фетишизируют органы размножения растений, — буркнул при этом он. — Пошли.
Мы уселись за дальний столик под тентом, Макинтош огляделся вокруг и удовлетворенно сказал:
— Чудесное место. Вы, южноафриканцы, понимаете толк в жизни.
— Вам, должно быть, известно, что я не южноафриканец, — уточнил я.
— Ах, верно. Минуточку, сейчас посмотрим, — полез он в карман за записной книжкой. — Оуэн Эдуард Стэннард, родился в Гонконге, образование получил в Австралии, в университете специализировался на азиатских языках, еще будучи студентом, был завербован учреждением, которое вслух лучше не упоминать. Работал в Камбодже, Вьетнаме, Малайзии и Индонезии, потом был переведен в Южную Африку и «законсервирован». Это было семь лет тому назад, когда эта страна являлась членом Содружества, не так ли? — Он захлопнул блокнот и положил его в карман.
— Именно так, — кивнул я.
Подошел официант, и мы сделали заказ: я попросил принести мне лангуста, пользуясь тем, что не мне предстояло за него платить, а Макинтош заказал себе что-то с зеленью. Кроме того, мы заказали бутылочку вина.
— Перейдем к делу, — сказал Макинтош, когда все уже стояло на столе и можно было спокойно разговаривать. — Вами интересовалась местная полиция или секретная служба?
— Мне об этом ничего не известно, — сказал я. — Надеюсь, я надежно «залег под корягой».
— Значит, в тюрьме вы не сидели и по гражданским делам не судились?
— Я дважды платил штраф за нарушение правил дорожного движения, а кроме того, судился с одним своим должником. Как ни обидно, процесс я проиграл.
— Мне это известно, — улыбнулся Макинтош. — Короче говоря, за вами нет никаких больших грехов. Это важно, потому что вам предстоит сотрудничать с южноафриканской полицией, а ей вряд ли захотелось бы иметь дело с агентом английской спецслужбы. Кстати, вы бывали в Англии?
— Нет, никогда, — сказал я. — Видите ли, с тех пор как прекратила свое существование Родезия, здесь стало модно слыть англофобом, даже если ты говоришь по-английски. Поэтому я не ездил в Англию даже в отпуск.
— Но теперь я уполномочен вытащить вас отсюда, — сказал Макинтош, — так что можете временно забыть свою легенду. Вам необходимо будет прибыть в Объединенное Королевство.
— Давно пора, — сказал я. — За все время работы на Великобританию я ни разу еще не побывал в Лондоне.
— Не думаю, что вы испытаете восторг по поводу предстоящей поездки, когда узнаете, какая вам отведена миссия, — ухмыльнулся Макинтош. — Замечательное вино, правда, чуть кисловатое, — заметил он, отпив из бокала. — Что вам известно об английских тюрьмах?
— Ровным счетом ничего, — сказал я.
— Я дам вам кое-что почитать по этой теме. Весьма занимательное чтение, должен отметить. Лорд Маунтбэттен считает, например, что английские тюрьмы дырявы, как швейцарский сыр. Вам известно, сколько ежегодно совершается побегов?
— Нет. Года два назад мне попалась на глаза статейка в газете по этому вопросу, но я не дочитал ее до конца.
— Более пятисот! Конечно, преступников вскоре ловят, но некоторым из них все же удается скрыться. Такое положение дел не может не вызывать обеспокоенность у правительства.
— Вполне естественно. — уклончиво заметил я, гадая, какое все это имеет отношение ко мне.
— Мне наплевать, сколько убийц, насильников и воров убежит из тюрьмы, — пристально взглянув мне в глаза, продолжал Макинтош. — Пусть об этом беспокоится полиция. Моя область — государственная безопасность, и, насколько мне известно, ситуация в ней тоже выходит из-под контроля. Премьер-министр разделяет мою озабоченность, поэтому-то он и поручил мне принять самые решительные меры. Судите сами: мы упрятали Блейка на сорок два года за решетку, а через пять лет он благополучно убегает и оказывается в Москве, где выбалтывает русским все, что знает. Но даже если бы его поймали через месяц после побега, этому радовались бы все, кроме меня. Вы-то, надеюсь, меня понимаете?
— При таких обстоятельствах уже не было бы смысла снова сажать его в клетку, поскольку глупо запирать конюшню, когда лошадь уже увели, — сказал я.
— Вот именно! — живо подхватил мысль Макинтош. — В данном случае лошадь — это информация в голове Блейка, а не он сам. Сейчас на острове Уайт строят специальную тюрьму для особо опасных преступников. Так вот, лорду Маунтбэттену было достаточно всего один раз взглянуть на этот курятник, и он убедительно доказал, что устроить оттуда побег — пара пустяков.
— Устроить оттуда побег? — ошарашенно взглянул на него я.
— Давайте выпьем еще вина, — сказал Макинтош. — Так вот, если бы вы ознакомились с докладом лорда Маунтбэттена, вы бы решили, что перед вами научно-фантастический роман. Тюрьма напичкана новейшей аппаратурой слежения, предупреждения и сигнализации, но, используя вертолет и специальные костюмы с ракетными двигателями, можно вытащить из нее нужного человека. Вы понимаете, к чему я клоню?
— Кажется, начинаю догадываться, — сказал я. — Такое под силу только мощной организации.
— Вот именно! — прищурился Макинтош. — Кто-то наладил новый вид преступной деятельности, приносящий солидный доход. За большие деньги устраивается побег из любой тюрьмы. Мне кажется, началось все с освобождения участников великого почтового ограбления. А таких, как они, совсем немало. Организации же безразлично, кто заплатит деньги, она стремится, как и любая фирма, преуспевать. Будь моя воля, я собрал бы всех особо опасных государственных преступников в одном месте и поручил бы охрану военной полиции.
— Но какое все это имеет отношение ко мне? — спросил я.
— Не торопитесь, я еще не все сказал, — заметил Макинтош, — дойдет и до вас. Итак, премьер-министр потребовал принятия решительных мер, и меры были приняты. И что же? Один заключенный пожелал сделать важное заявление…
— И скоропостижно скончался. — догадался я.
— Верно, — сказал Макинтош. — Только, прежде чем его убить, эта организация вытащила его