– И мать Тереза туда же, – с отвращением сказал он. – Вот уж от кого я не ожидал подобного. И это настоятельница монастыря… чего тогда можно было ждать от мирян?
– Прошу прощения, что огорчил вас, ваше преосвященство, – осторожно сказал я.
– Ах, оставьте, барон, – махнул он рукой. – Вы здесь определённо ни при чём. Что же касается вашего вопроса, то могу лишь повторить то, что уже сказал ранее: я не имею возможности помочь. И архиепископ вам тоже не поможет.
– А знаете, ваше преосвященство, вы только что навели меня на мысль, – я по мере сил изобразил выражение внезапного озарения. – Я сейчас как раз лечу к императору…
Епископ с удивлением посмотрел на меня, и на его лице тут же отобразилась работа мысли. Впрочем, я не собирался давать ему время, чтобы придумать для меня какое-нибудь использование.
– …и заодно собираюсь подать ему жалобу от своего баронства. Думаю, если вы предоставите мне материалы по другим баронствам, то это очень добавит ей веса. Одно дело, когда жалоба подаётся от единственного баронства, и совсем другое, когда она подаётся от всего епископства.
– И вы всерьёз полагаете, что сможете добиться успеха там, где его не смог добиться папа? – спросил он с ясно слышимым скепсисом.
– Просто ещё один камешек на чашу весов, – пожал плечами я. – Тем более вам ведь это ничего не стоит, все документы уже имеются. И со всем уважением должен заметить, ваше преосвященство, что вы не вполне верно оцениваете ситуацию – властители не так уж редко игнорируют недовольство церкви, но никакой властитель не может игнорировать недовольство дворянства. Иначе он может внезапно найти себя слишком лёгким[2].
– Как церковный иерарх, я нахожу ваше заявление несколько кощунственным, барон, – задумчиво заметил епископ, – но, между нами говоря, некоторая доля правды в ваших словах всё-таки присутствует. Что ж, я распоряжусь передать вам все документы, относящиеся к делу. А кстати, чуть было не забыл: мне ведь только что подали жалобу на вас.
– Жалоба? На меня? – удивился я. – Не представляю, в чём я провинился, но готов дать все необходимые разъяснения, ваше преосвященство. В чём конкретно состоит эта жалоба?
– В том, что вы отказываетесь закупать у ливонских крестьян, и покупаете в княжестве то, что прекрасно могли бы купить у нас, – он пытливо посмотрел на меня. – И тем самым наносите убытки местным крестьянам и ущерб интересам епископства.
– Ах, вон оно что, – я искренне засмеялся. – Легко могу угадать личность жалобщика: это мать Тереза Вальдфогель, не так ли, ваше преосвященство?
– Да, жалоба поступила от матери Терезы, – подтвердил фон Херварт. – Но почему вы находите это смешным? Имеются ещё какие-то обстоятельства, которые мать Тереза не посчитала нужным указать?
– Именно так, ваше преосвященство, – подтвердил я. – Именно не сочла нужным указать. История эта крайне проста: хотя мы предпочитаем закупать продукты у наших крестьян, иногда они по каким-то причинам не в состоянии поставить нужные объёмы. И тогда мы обращаемся к нашим соседям. В том случае, о котором идёт речь, необходимый нам объём продукции имелся только у матери Терезы, и как только она выяснила, что является, так сказать, монопольным поставщиком, она немедленно увеличила цену в полтора раза, мотивируя это возросшими издержками. И серьёзно просчиталась, поскольку мы закупили нужное в Пскове, где издержки почему-то не возросли.
Епископ задумчиво хмыкнул.
– В теории из этой затеи матери Терезы могло бы что-то выйти, но она забыла один важный момент: у меня есть существенные льготы в княжестве, и я вполне способен закупить нужное там, не разоряясь на налогах и пошлинах.
– Я понял вас, барон, – вздохнул фон Херварт.
– Я понимаю интересы епископства, ваше преосвященство, и при прочих равных, преимуществом будут пользоваться именно местные баронства. Но я не позволю использовать меня как дойную корову. Если мать Тереза вернёт цены к норме, мы продолжим сотрудничество с ней.
– Я понял ситуацию, барон, – повторил епископ. – У меня нет к вам претензий – ваше объяснение было вполне исчерпывающим. Господь с ней, с матерью Терезой, не судите её строго. Управлять монастырём – дело непростое, и прямо скажем, нервное. Порой она совершает не самые умные поступки, хотя, разумеется, из самых лучших побуждений.
– Ни в коем случае не собираюсь её судить, ваше преосвященство, – вежливо заметил я. – Что бы там ни было в прошлом, я всегда открыт для сотрудничества.
– И это радует, – кивнул он. – Приятно видеть, что вы всегда готовы к разумному компромиссу. Не были бы вы ещё язычником… Но оставим это. У меня есть к вам довольно деликатный вопрос: до меня дошли слухи о возможном вторжении княжества в Ливонию.
– Я тоже слышал о чём-то таком, – сказал я безо всякого интереса.
– И вас это совсем не тревожит? – с любопытством посмотрел на меня фон Херварт. – В гипотетической ситуации аннексии Ливонии княжеством вы вряд ли останетесь бароном – у Яромира владетелей-вассалов нет. И даже если война просто прокатится по нашей территории, убытки будут грандиозными.
– Совсем не тревожит, ваше преосвященство, – подтвердил я с равнодушным видом. – Именно я в виде исключения могу и остаться вассальным владетелем. Но в любом случае я абсолютно уверен, что князь Яромир возместит мне все возможные убытки с лихвой.
– Пожалуй, я могу в это поверить, – с кислым видом согласился он.
– Впрочем, я считаю, что для княжества Ливония представляет ценность весьма невеликую, а учитывая затраты на её приобретение, в итоге княжество окажется скорее в убытке. Эту мысль я и высказал князю Яромиру при обсуждении этого вопроса.
– При обсуждении! – епископ потрясённо посмотрел на меня. – Стало быть, это не пустые слухи! И что на это ответил князь?
– Он полагает, что получить прибыль всё-таки возможно. Однако вопрос прибыли здесь вовсе не главный – подобные планы появились как ответ на совершенно недвусмысленные приготовления императора. Ведь ещё Александр Македонский сказал, что лучшая защита – это нападение, а уж он-то знал толк в нападениях.
Фон Херварт молчал, с мрачным видом что-то прикидывая.
– Мне кажется, ваше преосвященство, – продолжал я, – этот вопрос лучше решать совместно с императором. Именно он может развеять опасения князя Яромира, и именно он обязан защитить Ливонию в случае нападения.
– Да-да, развеет он опасения, – проворчал фон Херварт. – И на всякий случай советую вам помнить, барон, что заступничество императора обычно обходится очень дорого.
«Вряд ли дороже, чем заступничество церкви», – мог бы сказать я, но, разумеется, промолчал.
– Церковь помогла ему взойти на трон, но непохоже, чтобы он чувствовал какую-то благодарность, – осуждающим тоном заметил епископ. – Впрочем, это неподходящее время и место для обсуждения императора. Скажу вам прямо: мы предпочли бы как-то решить этот вопрос без участия Дитриха. Вы можете в этом посодействовать, барон?
– Хм, – промычал я, всеми силами изображая глубокое раздумье. – Без ложной скромности могу сказать, что князь Яромир порой прислушивается к моему мнению, и, возможно, я смог бы найти подходящие аргументы.
– Если бы у вас получилось убедить князя Яромира отказаться от подобных планов, церковь была бы вам весьма благодарна.
Благодарность церкви – понятие довольно абстрактное, которое каждый может понимать по-своему. Во всяком случае, я абсолютно уверен, что мы с церковью понимаем его совершенно по-разному, так что этот вопрос определённо нуждался в уточнении. Поэтому я не стал спешить с проявлениями энтузиазма, а с интересом посмотрел на епископа, и он правильно понял мой взгляд:
– Мы могли бы, например, освободить ваше баронство от выплаты церковной десятины, скажем, на десять лет.
– Доля церкви неприкосновенна, – резко возразил я.
Брови у фон Херварта поползли вверх, и он уставился на меня в изумлении.
– Неуплата церковной пошлины вызовет возмущение у слишком многих, – пояснил я. – А на некоторых – я говорю прежде всего о матери Терезе, – это окажет просто разрушительное воздействие. Когда столь богатое баронство, да ещё и принадлежащее нехристианину, уклоняется от уплаты церковных взносов, это выглядит крайне дурно в глазах общественности.
– Пожалуй, вы правы, барон, – неохотно согласился епископ.
Разумеется, я прав. И мне отчего-то кажется, что сам фон Херварт прекрасно понимал, к какому результату приведёт