– Просто все настолько привыкли к разговорам о Сицилии, которую надо отбить у муслимов, что постепенно начали думать, будто это исконные имперские земли, но это не так. Она, конечно, принадлежала когда-то Римской империи, но это ведь совсем другая империя, к которой вы имеете очень косвенное отношение. А раз уж идеологическая причина оказалась неверной, то вопрос, зачем она нужна, становится ещё актуальнее. Так зачем?
– Я не знаю, Кеннер, – озадаченно сказал Бернар. – Зачем?
– Давай посмотрим, что там есть. Апельсиновые сады, оливковые рощи, очень много хорошей пшеницы. Много рыбаков. Богатый край с отличными урожаями, но это исключительно сельское хозяйство. Однако в империи нет недостатка продуктов, как раз наоборот, есть некоторая проблема перепроизводства. Проблема пока небольшая, но если присоединить Сицилию, она станет очень острой, и вполне возможно, что результатом станет недовольство баронов или даже крестьянские бунты. Императору такое развитие событий совершенно ни к чему. К тому же сельское хозяйство для государства вообще не особенно выгодно.
– Почему невыгодно? – удивился Бернар. – Наши бароны не так уж плохо живут.
– Это только пока у вас нет Сицилии, – засмеялся я. – Но я говорю не о производителях, а о государстве, а государству выгодна продукция высоких переделов. Вот смотри сам: горняк добыл руду и заплатил княжеству налог. Из этой руды металлург выплавил сталь и тоже заплатил княжеству налог. Потом налог заплатил машиностроитель, сделавший из этой стали детали. Эти детали он поставил мне, я собрал из них бронеход и тоже заплатил налог. А сколько раз князь получит налог с урожая морковки? К тому же многие продукты, например, хлеб, дотируются государством, так что отрасль сельского хозяйства для государства если и не убыточна, то не особенно прибыльна.
– Ну хорошо, Кеннер, я тебе верю, – вздохнул он. – Тогда скажи мне: ты знаешь, зачем император хочет воевать?
– Знаю, но рассказать не могу. Просто не имею права, извини, Бернар. Но я могу намекнуть, и если ты догадаешься сам, то это будет твоя догадка, а не мой ответ, понимаешь?
– Понимаю, – медленно кивнул он. – Намекни.
– Император действительно хочет воевать и тут и там, но победить он не хочет. Его скорее интересует ничья, но он согласен и проиграть.
– Кажется, у меня есть догадка, – кисло сказал Бернар. – И она мне очень не нравится.
– Вот поэтому я и сказал тебе, что это не тот случай, когда стоит вспоминать о патриотизме.
⁂
Донат толкнул дверь караулки и вошёл, запустив внутрь волну морозного воздуха. В караулке присутствовал весь десяток без исключения, и Донат сначала удивился, а потом разозлился.
– В чём дело, бойцы? – обманчиво спокойно спросил он. – Два парных патруля в любое время должны обходить территорию, но почему я всех вас вижу здесь?
– Да холодно там, старший, – довольно развязно отозвался Ермил Кудрин.
Ермил был в десятке, пожалуй, самым проблемным. Собственно, весь десяток без особого восторга принял нового десятника из салаг, но если остальные ратники более или менее подчинялись, то Кудрин больше всех демонстрировал неохоту, а иногда втихую и саботировал приказы.
– Чья очередь обходить территорию? – спросил Донат, обводя глазами личный состав. – Всем по наряду вне очереди и бегом марш на обход.
– Да что ты тут распоряжаешься, салага? – взорвался Ермил, которому, очевидно, в числе прочих и прилетел внеочередной наряд. – Думаешь, если у тебя мохнатая лапа есть, так ты и командовать можешь?
– Ты госпоже скажи, что у неё лапы мохнатые, мы потом в совочек соберём, что от тебя останется, – весело заржал кто-то.
Бойцы заухмылялись, но Донат шутку проигнорировал.
– Отказываешься подчиняться, значит? – спросил он безразличным голосом, но все ратники каким-то образом почувствовали, что шутки закончились, и смех сразу же заглох. – Тогда я сейчас пишу рапорт об отказе подчиняться приказам, и ты переезжаешь в подразделение обеспечения, к штрафникам. Там тебе, наверное, веселее будет, правда, боевых больше в глаза не увидишь. Но ничего, посидишь годик-другой на голом жалованье, может, и поумнеешь. А не поумнеешь, так оттуда прямая дорога за ворота.
– Да ладно, старший, – сразу же сдал назад Кудрин. – Ну что ты, правда, как не человек-то.
– А могу на первый раз, так и быть, просто в рыло тебе задвинуть, – предложил Донат. – Какой вариант выбираешь?
– Да я же шутейно, старший, ну чего ты, – заюлил Ермил.
Возможно, дело для него всё-таки кончилось бы плохо, но как раз в этот момент дверь опять открылась, и в караулку заглянул ритер:
– Рощин, ты здесь? – спросил он, с хмурым видом окинув взглядом караулку. – Выйди сюда.
Донат вышел наружу, аккуратно прикрыв за собой дверь.
– Патрули у тебя где? – первым делом спросил ритер.
– Разбираемся, старший, – с досадой ответил Донат.
– Разберись. На первый раз будем считать, что я не заметил, но в следующий раз не обижайся.
– Я разберусь, старший, – повторил Рощин, помрачнев ещё больше.
– Ладно, – оставил неприятную тему ритер. – Сейчас вам смена придёт, сдавай дежурство и веди свой десяток к воротам грузиться.
– Понял, старший, – кивнул Донат. – А куда едем?
– Узнаем, когда приедем, – пожал плечами ритер. – Вся наша сотня передана госпоже, можешь сам у неё спросить.
– Она со мной своими планами не делится, – привычно недовольно сказал Рощин, которого намёки на связи с госпожой уже порядком достали. – Я всего лишь в её десятке служил.
– Ну так и со мной она тоже не делится, – хмыкнул ритер. – Всё, действуй.
На площадке у ворот уже стояли грузовики, и Рощин привычно завертел головой, выискивая табличку с номером своего десятка. То, что десяток выдвигался не на своём гусеничном бронетранспортёре, а на приданном грузовике, было хорошим признаком – по крайней мере, это означало, что их бросали не в бой, и стрелять, скорее всего, не придётся.
– Залезаем, парни, – скомандовал Донат, и ратники привычно полезли в кунг, так же привычно вполголоса ругая узковатую для зимнего обмундирования дверь.
– Куда едем-то, старший? – спросил кто-то из ратников, когда все, наконец, устроились на длинных лавках вдоль бортов.
– Сотню передали госпоже, – ответил Донат, – а куда едем – никто не знает. Куда она прикажет, туда и поедем.
– Интересно, воевать будем? – подал голос кто-то ещё.
– Не будем, – авторитетно ответил другой. – Если бы на войну ехали, обязательно броню бы взяли.
Завязался общий спор, где каждый вспоминал какие-то случаи, и как это обычно бывает, нить спора быстро ушла куда-то в сторону, и никто уже и сам толком не понимал, что он пытается доказать. Донат слушая это, постепенно начал подрёмывать, когда дверь кунга опять открылась, и к ним заглянула смутно знакомая рыжая девица в игривой шапочке с ушками, которая довольно забавно выглядела в сочетании с зимней униформой ратника.
– Десяток Рощина здесь? – осведомилась девица.
– Здесь, – ответил моментально проснувшийся Донат. – Я Рощин.
– Я к вам, значит, – заявила она, ловко забравшись в кунг. – Подвинься, – потребовала она, бесцеремонно усевшись рядом с Донатом. – И не вздумай наваливаться на меня.
– Ты с этой рыжей поосторожней, старший, – заржал Кудрин, сидевший напротив. – Она на днях Митроху из второго копья отмудохала.
– Что, наваливался? – довольно глупо спросил Донат.
– Болтал слишком много, – отрезала девица. – Точь-в-точь как этот. Может, этому тоже зубы жмут, как ты считаешь, Рощин?
– В принципе, я не против, но давай не сейчас, – попросил Донат.
– Ладно, отложим, – великодушно согласилась та. – Меня, кстати, Мартой зовут. Придана вашему десятку на время операции.
– А меня Донатом звать, – представился в ответ тот. – Так это что – каждому десятку по Владеющему придали, что ли?
– Каждому десятку, – подтвердила Марта.
– И что же мы будем делать в таком составе? – озадачился Донат, и ратники тоже начали недоумённо переглядываться.
– Из хранилища крокодилы сбежали, – уверенно объявила Марта. – Стрелять в них нельзя, слишком ценные звери. Выдадут нам сети и специальные сачки, будем их отлавливать.
Ратники разинули рты, воцарилось потрясённое молчание. Тут дверь снова открылась, впустив в кунг новую порцию морозного воздуха, и внутрь залезла Лена.
– Привет, бойцы! – жизнерадостно поздоровалась она. – Марта, Донат, здравствуйте!
– Здравствуйте, госпожа, – ответил Донат,