Пробка рассосалась, Тоша набрал ход, но уйти от преследования не смог и привел Герберта в дачный поселок в районе Пушкино. Ехали долго, стемнело еще в девять.
В поселке Герберт сократил дистанцию, успел заметить, что к дому на окраине Тоша подъезжал на машине с выключенными фарами. Подъехал, вышел, глянул на его машину, в этот момент представилась возможность свернуть в проулок, что Герберт и сделал. Остановился, быстро вышел из автомобиля, дальше пешком.
Подошел к «Шкоде», приготовив травмат, услышал, как закрывается дверь в дом. Калитка закрыта, но не заперта, во двор он проник свободно. Ощущение, как будто ловушка захлопнулось, но мандража Герберт не чувствовал.
Дом деревянный, но крыльцо бетонное, нечему скрипеть под ногами. И дверь открылась тихо. Переступая порог, Герберт резко и бесшумно нагнулся, но бить его никто не собирался, стрелять тоже. А в освещенной комнате слышались голоса. В комнате, откуда тянуло запахом сгоревшего пороха.
– Леня, ты чего? Не надо! – скулил кто-то.
Полы в доме деревянные, это Герберта и подвело. Под ногами скрипнуло, Тоша обернулся, но Герберт в это время уже находился в дверях комнаты. Травмат в руке, палец на спусковом крючке, два выстрела слились в один, обе пули ударили Тошу в грудь.
Киллер дернулся, думая, что сейчас умрет, но заминка длилась всего секунду. Тоша понял, что пистолет травматический, боль дикая, но правая рука не отнялась, а в ней ствол с глушителем. Впрочем, Герберт выстрелить ему не позволил. «Йоко» в голову отправил его в нокаут, а «двойка» руками добила окончательно.
Глава 4
Один парень лежал на диване, откинув руку, голова на подушке, глаза открыты, во лбу дырка. Видимо, Тоша выстрелил в него с ходу, бедняга даже понять ничего не успел. Второй несчастный сидел на корточках в углу, одной рукой закрывал голову, а другую держал перед собой, как будто это могло остановить киллера. Обстановка изменилась, но парень не верил в свое спасение и так же, с ужасом, смотрел на Герберта.
– Кто в доме?
– Никого! – жалко пискнул парень.
– Встал! Руками в стену!
Герберт вынул из кармана пластиковые наручники, взялся за Тошу, схомутал его. И рот пластырем заклеил, чтобы не грузил лишними разговорами.
– Ты Шуршин? – спросил Герберт, обращаясь к жертве.
– Я Шуршин.
Парень стоял, руками упираясь в стену, он обыскал его, отобрал документы, карточки, ключи от машины, наличность трогать не стал.
– А это кто? – Герберт кивком указал на труп.
– Василь!
– А это?
– Так Леня!
– Леня Водорезова завалил?
– Э-э…
– Виталик, одну глупость ты уже совершил. Когда оплатил парковку.
Герберт усмехнулся, заметив, как скривился парень.
– Давай больше ты не будешь ошибаться. Тем более что Илью Водорезова ты не убивал, нет? Ты же просто следил за ним, да?
– Да, следил… И не думал, что его будут убивать!
– Давай-ка мы сдернем отсюда!
Герберт не успел надеть перчатки, даже руки не обработал, поэтому старался ни к чему не прикасаться. Тошу он привел в чувство, вывел его в наручниках из дома, забрал с собой и Шуршина.
Травмат – штука довольно шумная, не исключено, что соседи вызвали полицию, более того, они могли тайком наблюдать за двором. Впрочем, фонарь над воротами не горел, а свет в доме Герберт потушил. И шел он, низко надвинув капюшон на глаза.
Он подвел обоих пленников к своей машине, заставил замереть, прислушался, соловьи в малинниках где-то поют, но ветки под ногами вроде не трещат, не похоже, чтобы кто-то подкрадывался к ним.
– В машину!
Тоша кривился от боли в груди, удивленно посматривая на Герберта, все хотел ему что-то сказать, но не мог.
Шуршина Герберт развязал и велел ему сесть за руль, сам разместился в салоне, усадив Тошу напротив. И стреножив его, чтобы не лягался. Травмат он держал в кобуре, а руку тяжелил «ТТ» с глушителем. Тоша ехал в Пушкино убивать, поэтому и прихватил с собой пистолет попроще, чтобы легче было расстаться с ним.
– Из поселка давай, стукнешь машину – отстрелю ухо… Или ты думаешь, что я из полиции? – совсем не весело глянув на киллера, спросил Герберт.
– Не из полиции? – спросил Шуршин.
– А попробуешь сбежать, отстрелю голову. Если получится.
Тоша мрачно усмехнулся. Голову, конечно, отстрелить не получится, но Шуршину от этого легче не будет.
– Так а чего бежать? Я же никого не убивал!
– А на Большой Грузинской что делали?
– За Илюхой следили…
– Знаешь его?
– В институте вместе учились.
– А Василь его знал?
– Василь! Василь не просто знал!.. Василь терпеть Илюху не мог. А Илюха ненавидел его.
– Враждовали? Из-за чего?
– Да Василь и так мажоров терпеть не мог, а Илюха у него Верку Лаверову увел, потом бросил… В общем, Василь поклялся его убить.
– И вы наняли Леню?
– Наняли Леню?! Да нет!..
– Сами убили?
– Нет!.. Только собирались!.. Ну как собирались, следили за Илюхой… Я так вообще не собирался!
– Василь следил?
– Да…
– На Большой Грузинской что делали?
– Илюха там зависал…
– Вы там и решили его грохнуть?
– Ну так Василь ключи от квартиры где-то достал.
– Где-то?
– Я точно не знаю, как там было… Да и не собирался я никого убивать! Просто следили!..
– А Леня здесь каким боком?
– Так он сам нас нашел, мы в машине сидим, он к нам подсаживается. Ксиву предъявил, капитан ФСБ, все такое, мы на задницу… Потом сказал, что наши интересы совпадают, Водорезова надо мочить…
– И вы замочили?
– Да нет, он сам все сделал… Ну, сказал, что сам все сделает, а мы на подхвате.
– Значит, вместе убивали?
– Я точно никого не убивал!.. Даже не собирался!
Герберт глянул на Тошу проницательно и с мрачной иронией. С одной стороны, правильно, настоящий спец не должен теряться, нужно уметь превращать чьи-то проблемы в свои преимущества. Тоша рискнул – и не прогадал. Не будь Герберта, он спокойно бы расправился и с Василем, и с его подельником. Схема простая: один убил другого, а сам покончил с жизнью. Еще и записку признательно-покаянную можно оставить. Трупы находят, следствие пришивает их к делу Водорезова – и все, убийство раскрыто.
Вроде бы все понятно, но вопрос не закрыт. Зачем Тоша убил кухонным ножом? Почему подставлял Ставицкую? Подстраховка? Если вдруг Шуршин и Василь соскакивают с крючка, виновной делают подружку покойного? Это в простом варианте. А в более сложном Тоша мог бросить перчатку Платону Павловичу