взглядами. К нам на огромных боевых конях скакала целая армия.
Возглавляли ее три рыцаря. Рыцарь, который ехал посередине, был выше тех, что ехали по бокам от него. Но не его царственная осанка, а герб на знамени
заставила меня выпрямиться — белый крест.
Это был мой наставник, брат Верховного короля, самый благородный
рыцарь в стране — герцог Ривенширский. В двух мужчин, сидевших по обе
стороны от него, я узнал своих лучших друзей: сэра Коллина и сэра Деррика.
Признательность моментально накрыла меня, сжимая горло. В этот момент я
готов был позволить себе впасть в долгожданное беспамятство, но заставил
себя не расслабляться.
Герцог и его отряд хорошо обученных воинов приближались, пока, наконец, не остановили своих лошадей на краю поля боя. Герцог оглядел
кровавую бойню, и остановился на Олдрике, который, к счастью, все еще
сидел на лошади. Потом нашел взглядом меня. Я кивнул ему, все еще не в
силах говорить из-за переполнявших меня эмоций.
— Я вижу, мы как раз вовремя, — весело отозвался сэр Коллин.
— Как обычно, — саркастически добавил сэр Деррик.
У моих друзей был изрядный опыт в решении проблем. Мы поклялись
всегда быть рядом друг с другом, помогать друг другу, как в радости, так и в
бедах, но оказалось бед было больше, чем радости.
Лорд Питт и остальные, очевидно, узнали герцога. Они опустили
оружие и встали перед ним на одно колено. Я понимал, что должен сделать
то же самое, но меня внезапно окутала тьма. Хотя я и пытался удержать
поводья, но не смог — остатки сил покинули меня. Моя последняя мысль
была о Сабине и необходимости держать ее подальше от лорда Питта. Взгляд
остановился на сильном, но добром лице герцога:
— Пожалуйста, — выдавил я. — Берегите ее.
Глаза закрылись, и я почувствовал, что соскальзываю с лошади, проваливаясь в забытье.
Что-то мягкое прижалось к моей ладони. Это ощущение не было
похоже ни на что, чего я испытывал раньше, и поэтому я не мог никак
понять, что это было. Но я точно знал, что не хотел, чтобы это нежное
прикосновение заканчивалось и хотел, чтобы оно длилось вечно. К
сожалению, давление ослабло, оставив мою ладонь холодной и пустой. Это
заставило меня открыть глаза. Взгляд наткнулся на голубой плотный занавес
вокруг моей кровати, переплетенный серебряной нитью. Под моей
обнаженной грудью чувствовалось гладкое полотно простыни. Щека
уткнулась в пуховый матрас. Я пошевелился, но тут же почувствовал жгучую
боль в спине и бедре. Стон сорвался с моих губ.
И снова что-то мягкое прижалось к моей ладони. Я замер. Это был
поцелуй. Изгиб губ задержался в нежной чашечке моей руки. Тепло дыхания
омыло его. Хотя я чувствовал эти губы всего два раза, я не мог спутать их ни
с чьими другими. Они принадлежали Сабине. Это она находилась у моей
кровати и целовала мою ладонь. Мне так хотелось притвориться спящим, чтобы продолжать чувствовать ее прикосновения. Но от жгучего желания
прикоснуться к этим губам я попытался приподняться и повернуться. Мне
удалось только застонать, и я упал обратно на матрас.
— Не двигайтесь, — резко сказала она. — Или я сяду на вас.
— Звучит довольно приятно, — сказал я, поворачивая голову и пытаясь
разглядеть ее.
Она только шлепнула меня по руке, словно собираясь отругать, но я
видел ее улыбку. Ее взгляд мельком переместился на стул рядом, где с
закрытыми глазами сидела ее бабушка. Голова откинута назад, из открытого
рта доносится тихое похрапывание.
— Мне нравится, когда наши компаньонки спят, — прошептал я, вспоминая, как ее горничная заснула в комнате для рисования, что позволило
мне поцеловать Сабину.
— Вы несносны. — Она снова ударила меня, хотя ее улыбка стала шире.
В другом конце комнаты в камине потрескивал огонь, и сладкий запах
горящего торфа стоял в воздухе. Я положил голову на матрас, радуясь тому, что живой и нахожусь дома.
— Когда я снова засну, может быть, вы перенесете свои поцелуи выше, на север? — Я указал ей на свое лицо.
— Выше, на север? — Она проигнорировала направление моего пальца и
вместо этого посмотрела поверх моей головы. — Но, сэр, я не собираюсь
целовать столбик кровати.
Мое сердце наполнилось счастьем. Ее подшучивания наполняли
радостью мое сердце, как ничто другое.
— А что бы вы хотели поцеловать, миледи?
Ее прекрасные глаза распахнулись, и мне представилась возможность
любоваться шедевром смены палитры коричневого и зеленого, который я
никогда не устану изучать. Когда этот взгляд упал на мой рот, желудок
сжался от желания быть с ней до конца моей земной жизни. Я любил ее и
должен был сказать ей об этом сейчас, пока не потерял мужество, пока
реальность всего случившегося не вернулась и не поглотила нас.
Кашель у двери заставил нас обоих подпрыгнуть. Сабина отпустила
мою руку и оттолкнулась от кровати. Бабушка открыла глаза и, подавив храп, села прямо.
Косые лучи, пробивавшиеся сквозь ставни на окнах, отмерили полдень.
Но которого дня? Как долго я был без сознания? Я пошевелил плечом и
поморщился. Рана была зашита и перевязана. Я шевельнул бедром и подавил
шипение от боли. Там тоже была перевязка. Хотя у меня все болело, и я
ослабел от потери крови, но я был жив.
Хруст шагов по деревянному полу означал, что тот, кто стоял в дверях, вошел и прошелся по комнате:
— Я вижу ты, как всегда пытаешься перецеловать всех женщин, –
раздался дразнящий голос моего друга, сэра Коллина.
Я поднял глаза и увидел у кровати герцога, сэра Коллина и сэра
Деррика. Они сменили боевые доспехи, привели себя в порядок и выглядели
хорошо отдохнувшими. Я молча наблюдал их беседу с Сабиной и леди
Шерборн, как будто все они были старыми друзьями. Наконец, они
попросили разрешения поговорить со мной наедине.
— Как долго я был без сознания? — Спросил я.
— Всего один день, — ответил сэр Деррик, оценивая меня
проницательным взглядом серых глаз.
Прошлые дни стремительно возвращались в памяти. Осада, голод, обвинения против Сабины, ее плен, а затем последовавшее спасение и
сражение.
— А что случилось с лордом Питтом и его армией?
Стальной взгляд Деррика проследил за выходившими из комнаты
Сабиной и ее бабушкой. Герцог тоже молчал, пока за ними не закрылась
дверь. Лица моих друзей были мрачны и суровы. Что-то было не так. Тревога
сдавила мне грудь.
— Лорд Питт требует, чтобы я вернул леди Сабину?
Герцог покачал головой. Высокий, с царственной осанкой, его
обветренное лицо было одновременно сильным и добрым. Это был
идеальный пример для подражания, когда я