моем недостатке и уродстве. Не потому ли бабушка особенно настаивала, чтобы я не снимала перчатки во время своего визита? Она знала, так же как и
я, что Беннету будет трудно принять меня, если он узнает правду. Даже мой
собственный отец не мог преодолеть брезгливость и полюбить меня.
Со стоном, я закрыла лицо руками. Я не могла испытывать горечь или
недоверие к Беннету за то, что он не известил нас об опасности, потому что
мой обман был намного серьезнее. Я должна была показать ему свою кожу, когда почувствовала первые признаки влечения. Или хотя бы, когда в его
кабинете предлагала пожениться. Он имел полное право знать, какая я на
самом деле, прежде чем согласиться жениться на мне. А теперь было
слишком поздно. Разве нет?
Я обхватила руками колени и прижала их к груди. Я не могла ему
сказать. Я слишком боялась. Боялась потерять его. Реальность пронзила меня
с поразительной ясностью.
Я люблю его.
Я еще глубже зарылась лицом в руки и задрожала от осознания этого.
Я любила Беннета, как никого другого. Я сама не заметила, как за последний
месяц, проведенный в Мейдстоуне влюбилась в него. Несмотря на все
недоразумения, относительно цели моего визита, я не смогла закрыть свое
сердце и не полюбить его глубоко и сильно. За всеми его недостатками, я
видела хорошего человека, человека, которого я узнала и полюбила, и я
гордилась им.
Я издала мучительный стон и изо всех сил попыталась сдержать
внезапный прилив горячих слез. Это было безнадежно. Теперь я не могла
сказать ему о своем недостатке. Если бы он увидел пятно на моем теле, я бы
не смогла вынести отвращения в его глазах. Зная его доброту, возможно, он
сможет не показать отвращения внешне, но и жалости ко мне в его глазах я
тоже не смогла бы вынести.
Услышав скрип люка, я подняла голову и увидела вползающего
Беннета. Я вытерла щеки, молясь, чтобы ни одна слеза случайно не
выкатилась. Когда он встал и направился ко мне, я выпрямилась, но не стала
вставать. Сегодня на нем не было доспехов. Гладкие щеки и отсутствие грязи
— он привел себя в порядок. Очевидно, он пришел к выводу, что лорд Питт не
собирается возобновлять нападение, а просто хочет выманить нас из замка
голодом.
— Могу я присоединиться к вам? — Спросил он, останавливаясь передо
мной.
Он запыхался и, очевидно, торопился прийти сюда, чтобы
присоединиться ко мне, заметив меня снизу. После трех недель скудной еды
его лицо похудело, глаза измождены. Но в выражении лица была такая
нежность, которой я не могла сопротивляться.
Я кивнула на место рядом со мной:
— Конечно, вы можете присоединиться ко мне. Я обещаю, что не
выцарапаю вам глаза, а потом не заставлю скакать до смерти.
Его улыбка согрела меня больше, чем самые жаркие лучи солнца
вместе взятые.
— Вы всегда знаете, как меня подбодрить.
— Это мой способ извиниться.
Его глаза округлились, как будто он ожидал, что я буду обижаться и
дуться гораздо дольше.
— Мне жаль, что я не простила вас сразу, когда вы попросили меня об
этом, — продолжила я. — Я не имела права питать к вам никаких дурных
чувств за то, что, по вашему мнению, необходимо было сделать в интересах
Мейдстоуна.
Он опустился рядом со мной, осторожно, чтобы не задеть меня, откинулся назад и вытянул ноги перед собой. Немного помолчал, а потом
удивил меня, взяв мою руку и сжав ее в своей:
— Благодарю вас, миледи, — сказал он. — Вы слишком добры ко мне. Я
совершенно не заслуживаю этого, но все равно желаю.
— Да, вы, действительно, ужасный и страшный человек, — поддразнила
я. — И в вас нет ни капли обаяния.
— Я не пытаюсь очаровать вас, — возразил он. — Я искренне верю, что
вы самая добрая девушка, которую я когда-либо встречал. Я говорю это со
всей искренностью.
Тепло поползло по мне:
— Думаю, вы действительно пытаетесь мне польстить.
Даже если сейчас проявились его рыцарские чувства, и он обращался
бы так с любой другой женщиной, мне все равно это нравилось. Мне
нравились его комплименты, его нежность и то, что он заставлял меня
чувствовать себя особенной.
— Я серьезно. Вы замечательная.
Голубое небо, солнечный свет, и я на секунду поверила, что все
прекрасно, что между нами нет недосказанности, и что есть вероятность, что
Беннет когда-нибудь сможет питать настоящую привязанность ко мне.
Он сжал мою руку, как бы желая уверить меня, и я постаралась не
обращать внимания на чувство вины, которое подсказывало мне, что сейчас
самое время рассказать о своем пятне коже. Но я только толкнула его плечом
и попыталась снова перевести разговор на более безобидные темы:
— Я уверена, что вы льстите мне, потому что втайне надеетесь, что я
отдам вам Стефана. Вы поняли его ценность, и не остановитесь ни перед чем, чтобы заполучить его.
— Вы меня раскусили. — Он опустил голову в притворном чувстве вины.
— Мне всегда хотелось иметь крошечную порхающую кучку перьев. Это
было моим самым сокровенным желанием с детства. И теперь, когда он у
меня в руках, я сделаю все, чтобы заполучить его.
Я тихо рассмеялась, оценив его шутку. И он улыбнулся мне в ответ.
После прошедшей недели напряжения было приятно снова стать друзьями.
— Я открою вам один секрет, — сказала я. — Я совершенно безвольная
слабачка. Вам нужно только попросить, и вы получите от меня все, что
пожелаете.
— Все что угодно? — Он поднял бровь, как часто делал, и его взгляд
упал на мой рот.
По моей спине пробежали мурашки. Не думает же он о том, чтобы
поцеловать меня снова? Его темно-синие глаза смягчились, превратившись в
сапфиры, и наполнились чем-то, что я могла бы назвать желанием. У меня
перехватило дыхание, но я не двинулась с места. Не могла.
— Значит, вы действительно дадите мне все, что я захочу? — От его
низкого вкрадчивого голоса внутри все переворачивалось.
— Сэр, — прошептала я, слегка откинувшись назад. — Я дам вам то, в чем
вы сейчас больше всего нуждаетесь.
Он наклонился так, что его лоб оказался почти напротив моего:
— И что же это?
От такой близости у меня закружилась голова, и его дыхание на моей
щеке чуть не погубило меня. Мне вдруг захотелось прижаться щекой к его
щеке, почувствовать его гладкую кожу на своей. Вместо этого я глубоко
вздохнула и начала обсуждать тему, которая, как я знала, должна была
отдалить нас друг от друга.
— Сейчас вам больше всего