нам уже нормировали еду. Хорошо хоть, что мы были обеспечены водой из
колодца во внутреннем дворе замка.
Хотя я не должна была покидать свою комнату, кроме выхода на обед, непонятная для меня потребность заставляла меня подниматься в одну из
угловых башен замка каждый день. Поднявшись на самый верх, я могла
забраться на крышу и выглянуть сквозь узкие зубцы парапета. Оттуда была
видна вся территория замка, включая внутренний и внешний двор. Я
твердила себе, что делаю это не для того, чтобы найти глазами Беннета и
удостовериться в его безопасности. Но каждый раз, когда я поднималась, я не
могла расслабиться, не могла дышать, не могла двигаться, пока не находила
его среди людей на стене, защищающихся и отбивающихся от захватчиков.
Я свернула и пошла по коридору, ведущему к двери западной башни, но меня остановили низкие резкие голоса. Разговор шел из комнаты, которую
Беннет использовал как кабинет. Хотя дверь была прикрыта, я все слышала
достаточно отчетливо.
— Ты не можешь пойти туда, — говорил Беннет.
При звуке его голоса меня захлестнуло облегчение, и я прислонилась к
стене, прижимая руку к груди, пытаясь унять дыхание. Он был в
безопасности. Я могла спокойно отдыхать до следующего подъема в башню.
— Я пойду, — раздался другой голос, хриплый. — Это все моя вина. И я
не могу позволить этому продолжаться дальше.
Должно быть, это Олдрик, барон Хэмптонский. Последовавшее за этим
молчание Беннета говорило громче слов. Он винил Олдрика в нападении на
Мейдстоун. Но не хотел, чтобы Олдрик участвовал в сражении.
— Я предложу дуэль пока не паду в ней, — повторил Олдрик уже более
твердо.
— А что это даст? — В голосе Беннета послышалось раздражение, как
будто он разговаривал с несведущим ребенком. — Ты можешь пожертвовать
своей жизнью, но мы все равно останемся должны лорду Питту.
— Мы отдадим ему все западные земли до реки, граничащие с
Мейдстоуном.
— А что потом, когда мы отдадим оставшиеся земли лордам, которые
потребуют плату?
Стон и скрип стула. Я заглянула в щель и увидела темноволосого
мужчину, сидевшего в кресле. По неопрятному виду я узнала человека, которого видела в первый вечер моего визита, того самого, которого Беннет
выпроводил из Большого зала.
— Ты не в том состоянии, чтобы драться, — сказал Беннет через минуту
более мягким голосом. — По крайней мере, не сегодня.
— Я не пил пива всю неделю, — сказал Олдрик, — с того самого утра, как
началась осада.
— Прекрасное начало.
— Перестань обращаться со мной как с беспомощным.
Беннет снова замолчал. Наконец я услышала, как он вздохнул и сказал:
— Хорошо. Ты можешь выйти и позаботиться о раненых. Но пока это
все. Пока у меня не будет возможности увидеть тебя в действии и оценить
твою готовность.
Стул заскрежетал по полу, и Олдрик развернул свое неуклюжее тело и
встал. Хотя Беннет был высок и силен, Олдрик был крупнее и на несколько
дюймов выше. Лицо у него было потрепанное и небритое, а длинные волосы
нуждались в стрижке.
— Ты не можешь указывать мне, что делать. — В голосе Олдрика
послышалась угроза.
Какое-то мгновение он стоял неподвижно, а потом сделал такой резкий
выпад, что я подпрыгнула. Этот маневр, казалось, не удивил Беннета. Он
вытащил меч из ножен и прижал его к груди Олдрика:
— Теперь я́ отвечаю за Мейдстоун, — спокойно сказал Беннет, несмотря
на спорную ситуацию. — Я́ буду принимать решения, пока ты не докажешь, что способен управлять.
Грудь Олдрика вздымалась и опускалась, и мне показалось, что он
испускает глубокие, тихие рыдания. Беннет опустил меч, похлопал Олдрика
по плечу и усадил обратно в кресло. Он держал его за плечо, пока тяжелое
дыхание Олдрика не замедлилось.
— Я рад, что ты отказался от алкоголя, брат, — тихо сказал Беннет. — Но
борьба с каждым днем становится все труднее. И я не хочу подвергать тебя
риску... пока ты не будешь готов.
Олдрик кивнул.
— Значит, все плохо?
— Я слышал ночью, как они роют туннель под западной стеной.
Несмотря на горячее масло, кипяток, огненные шары, которые мы на них
обрушиваем, мы не можем остановить работу.
— Сколько дней осталось до того, как рухнет стена?
— Четыре, самое большее — пять.
— Что потом?
— Мы отступим во внутренний двор и посмотрим, как долго сможем
сдерживать их там.
От этой новости у меня упало сердце. Я не понимала, а может быть, и
не хотела признавать правды. Это была война. И я с бабушкой оказалась в
гуще событий.
— Может, сдадимся? — Спросил Олдрик, прерывисто дыша.
— Если мы это сделаем, то потеряем все.
Я понимала то, что Беннет не сказал вслух: они потеряют не только
Мейдстоун, но и все сокровища, хранящиеся в нем.
— Но если мы будем сражаться и выстоим, — продолжал Беннет, — тогда, по крайней мере, у нас будет шанс сохранить то, что принадлежит нам.
И снова над братьями воцарилась тишина. Я прислонилась к стене, голова шла кругом. Возможно, я не смогу взять в руки оружие и сражаться, но мои деньги, безусловно, помогут. Да. Решимость пробежала по моему
позвоночнику, заставляя его напрячься. Не раздумывая больше, я толкнула
дверь и вошла в комнату. Оба мужчины обратили на меня изумленные глаза
цвета ночного неба, так нереально похожие.
Беннет стоял без шлема, открывая грязное от пота и битвы лицо. Щеки
и подбородок были покрыты многодневной щетиной. Глаза пустые, а под
ними — темные круги. Он явно почти не спал в последние дни. Но все же, он
никогда не выглядел более привлекательным, чем в этот момент. Он жив и
невредим. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы так и оставалось.
Я вздернула подбородок и обратилась к Беннету:
— Вы должны жениться на мне сегодня же.
Глава 13
Я не мог оторвать глаз от Сабины. Я не видел ее с того самого утра, когда нас обнаружили вместе в кладовке. Я думал о ней во время затишья в
сражениях, и в те редкие моменты, когда пытался уснуть. Я наслаждался
воспоминаниями о времени, которое мы провели вместе: умные разговоры, смех, улыбки, и наши общие интересы. Она самая восхитительная девушка, которую я когда-либо встречал. И теперь, стоя в дверном проеме, она была
прохладным напитком для моей иссохшей души. Все в ней: ее угловатые
скулы, тонкий подбородок, решительный рот и блестящие глаза, привлекало
меня. Внезапно меня охватило непреодолимое желание пересечь комнату, схватить ее и сжать в объятиях.
— Вы должны жениться на мне сегодня же, — повторила она. —