задремала. К счастью, сейчас был один из тех случаев, когда она закрыла
глаза. Взгляд Сабины метнулся к моим губам, и я заподозрил, что ее никогда
раньше не целовали. Я придвинулся ближе, и мое дыхание долетело до нее.
И прежде чем она успела передумать, как прошлой ночью, я прижался к ее
губам. Нежно. Мягко. С любовью. Как если бы это были самые драгоценные
вещи.
Сначала она ответила неуверенно. Но когда я усилил давление, она
поддалась навстречу. Мудрые наставления моего наставника, герцога
Ривенширского, вышли на передний план моего сознания, требуя, чтобы я
сохранил поцелуй целомудренным. Они напомнили мне, что продолжение
может привести к еще большему искушению. Я начал слегка отстраняться, но она обвила руками мою шею и прижалась ко мне. Это движение, хотя и
совершенно невинное, погубило меня. Я прижал ее к себе и снова поцеловал.
Я изумилась, осознав, что этот мужчина, невероятно красивый
мужчина, целует меня. Я упивалась силой его объятий, крепостью его груди
и твердым давлением его губ. Я не знала, как ответить на его поцелуй, и
надеялась, что не ошиблась. Казалось так естественно обнимать его и
позволить обнять себя, хотя тихое предостережение моей совести напомнило
мне, что я должна быть осторожна, чтобы не разбудить наши желания и не
пробудить близость, позволительную только в браке.
От этой мимолетной мысли я прервала наш поцелуй и уткнулась
горячим лицом в его плечо. Брак? Что заставило меня подумать об этом? Я с
ужасом осознала, как быстро перешла от простого поцелуя к мыслям о
замужестве.
Беннет больше не пытался меня поцеловать, но и не отпустил меня. Он
наклонился к моему уху:
— Сабина?
— Хм, — прошептала я, пытаясь унять свое быстро бьющееся сердце.
Его губы коснулись чувствительной кожи рядом с моей скулой.
Прикосновение было таким мягким, как перышко. Мне пришлось вцепиться
руками в его куртку, чтобы не упасть. Сквозь одежду я слышала, как его
сердце колотится почти так же быстро, как и мое. Неужели я вызывала в нем
такие же эмоции, как он во мне? Мысль была нелепой, но, тем не менее, я не
могла удержаться, чтобы не думать об этом.
— Я хотел спросить вас кое о чем, — прошептал он, и его дыхание
защекотало мою кожу.
— О боже! — Раздался испуганный голос от двери.
Я отпрыгнула от Беннета, расцепив руки. Изумленная леди Элейн
стояла в дверях. Моя горничная резко вскинула голову и широко распахнула
глаза.
— Леди Элейн, — сказал Беннет, разглаживая свою одежду, как будто
пытаясь снять следы наших объятий.
Он смутился, что его поймали обнимавшимся со мной?
— Я как раз заканчивал показывать леди Сабине свою коллекцию, –
сказал он напряженным голосом. — Мы почти закончили.
Леди Элейн просто сложила руки перед собой и выжидающе
посмотрела на Беннета. На ней было надето свежее дневное платье, волосы
безукоризненно уложены, и она сияла утренней красотой. Она перевела
взгляд с моих губ на губы Беннета, и мне пришлось сдержаться, чтобы не
прикоснуться ко рту, распухшему от поцелуя.
Леди Элейн удалось выдавить улыбку, но она была натянутой и
неуверенной:
— Я вижу, вы показывали ей кое-что особенное. То, что вы показывали
и мне тоже в этом же месте.
На лице Беннета промелькнуло чувство вины, и он уставился в пол. По
моему позвоночнику прошла молния, заставляя выпрямиться. Неужели
Беннет здесь поцеловал леди Элейн? Возможно, он специально приводил
сюда целоваться всех своих го́стий.
— Пожалуйста, простите, что побеспокоила вас, — сказала леди Элейн. –
Я пойду, чтобы вы могли закончить. — Она бросила на меня взгляд, который
выражал жалость, и выскользнула за дверь.
Моя горничная стояла и невинно моргала, явно не понимая, что
произошло между мной и Беннетом. И, слава Богу.
— Может быть, нам пора, миледи?
— Сейчас, — ответила я, скрестив руки на груди и повернувшись к
Беннету. Я не уйду, пока не получу объяснений.
— Простите меня, Сабина. — Беннет провел пальцами по темным волнам
волос, его темно-синие глаза были полны тревоги.
— Вы целовали леди Элейн здесь, в этой комнате? — Вопрос прозвучал
жестко и холодно.
Он ответил не сразу, молча изучая алтарь, как будто на нем можно
было найти подходящие слова:
— Да. Однажды я поцеловал ее здесь.
Хотя я не была удивлена его признанием, оно будто ударило меня в
грудь и лишило дыхания. Мне так хотелось верить, что Беннет отличался от
других мужчин, что он, игнорируя мою внешность, видел мой внутренний
мир, что он принял меня и даже полюбил. Но, очевидно, хорошенькая или
нет, я была просто еще одной женщиной, которую нужно было соблазнить.
На меня навалилась усталость. Мне захотелось подойти к креслу, в котором
сидела горничная, и рухнуть в него. Разочарование давило на меня. Я так
ждала слов, что его поцелуи с леди Элейн ничего не значат. Что он не
чувствовал с ней того, что чувствовал со мной. Но он выдохнул неровный и
разочарованный вздох, который нисколько не облегчил мое замешательство
и боль. Слезы жгли глаза. Я отдала свой первый поцелуй мужчине, который, раздавал их, как многие благородные люди раздают милостыню. Как я могла
быть такой глупой?
Я проглотила горечь и сморгнула слезы. Я никогда не плакала и не
собираюсь. Пришло время вспомнить, зачем я вообще приехала в Мейдстоун.
Я ждала достаточно долго, чтобы осуществить эту идею. Я старалась быть
чуткой к щекотливому финансовому положению Виндзоров. Но пора было
заканчивать визит и отправляться в обратный путь.
Я подошла к миниатюрной мозаике, выложенной воском на
деревянной панели с золотыми, разноцветными камнями и позолоченными
медными тессерами. Это была одна из тех вещей, которые мне особенно
нравились. Она был уникальна и стала бы прекрасным дополнением к моей
коллекции:
— Я куплю это за пятьдесят серебряных монет.
Не дожидаясь ответа, я пересекла комнату и подошла к терракотовому
бюсту Девы Марии. Ее безмятежное выражение лица глубоко тронуло меня, как будто она уже в юности знала, какое горе ей предстоит пережить позже, став матерью:
— Я куплю этот бюст за шестьдесят серебряных монет, хотя вряд ли он
стоит так дорого.
— Ни один из этих предметов не продается. — Его шаги застучали за
мной. Но я не обернулась на них.
— И эта картина с изображением Христа на крыше храма, искушаемого
обманщиком. — Я указала на противоположную стену, на изящную фреску, выцветшую от времени, но тем бесценнее. — Вас устроит сто пятьдесят?
— Ни за что.
— Тогда двести. — Я двинулась дальше, и меня понесло. Мои глаза уже
оценивали следующий предмет. —