взгляда, неотступно наблюдающий за мной. И чем больше я это чувствовала, тем больше мне это нравилось, хотя я знала, что не должна была
расслабляться.
Мы провели восхитительный день в саду. Он рассказывал мне о своем
прошлом, о службе пажом у герцога Ривенширского, о двух своих
ближайших друзьях, сэре Деррике и сэре Коллине, и об их многочисленных
веселых проделках. Я тоже поделилась с ним историями о своем детстве, но
умолчала об одинокой маленькой девочке, которая скучала по родителям, и
была участником множества выходок, которые придумывала, потому что
была предоставлена сама себе. Мы проговорили несколько часов пока, наконец, не расстались, чтобы удалиться в свои покои перед ужином.
Бабушка строго начала меня отчитывать, пока не услышала, что я
большую часть дня провела с сэром Беннетом. Похоже, он ей понравился. С
каждым часом я все больше понимала почему.
И в этот раз бабушка приложила немало усилий: украшением к новому
платью на этот раз должен был стать каплевидный бриллиант из ее личной
коллекции, который снова превратил мою ничем не примечательную шею в
эталон красоты.
Песни менестреля радовали нас целый час, и краем глаза я видела, как
бабушка подавила зевок. Скоро она захочет удалиться в нашу комнату, и я не
понимала, почему это вызывало у меня чувство разочарования, я еще не
хотела покидать ужин. Ночь только начиналась и было бессмысленно
отрицать, что мне не терпится провести еще время с сэром Беннетом.
Вот менестрель запел последний куплет. Сэр Беннет одарил меня
одной из своих самых очаровательных улыбок, от которых всегда
перехватывало дыхание. Он наклонился ко мне и пропел вместе с
менестрелем:
Возлюбленная сладкая — ты совершенство
Ты можешь подарить мне неземное блаженство.
Поцелуй губ твоих сладких.
Возможно, это мое лекарство.
Тепло его дыхания ласкало мою щеку, и я вздрогнула от смысла этих
слов. Но, конечно, сэр Беннет ничего не имел в виду, когда шептал их вслух.
Он ведь на самом деле не думал о том, что пропел? Я мельком взглянула на
него и увидела, что он задумчиво смотрит прямо на мои губы, словно
пытаясь определить, осмелится ли он украсть у меня поцелуй прямо здесь и
сейчас. Сама мысль об этом была так восхитительна, что могла соперничать
со сладостью медового пирога, который мы только что съели. Меня никогда
не целовали и никогда не думали об этом, и я уже давно смирилась с жизнью
старой девы. Но что, если я ошибалась? А что, если сэр Беннет поцелует
меня? Но нет, я совершенно неправильно его поняла. Он не хочет целовать
такую простушку, как я.
Я быстро сосредоточилась на одежде менестреля, которая вспыхивала
яркими желто-зелеными цветами, эффектно сочетаясь с необычными
фиолетовыми штанами. Он пропел последние ноты песни, и я захлопала
вместе с другими гостями, продолжая чувствовать, что сэр Беннет наблюдает
за мной. Но я не осмеливалась снова взглянуть на него из страха, что
опозорюсь, неверно истолковав его внимание.
Когда мы с бабушкой вышли из холла, сэр Беннет помчался за мной:
— Миледи, — сказал он, шагая рядом с нами. — Поскольку вчера вечером
я не смог показать вам редкую коллекцию драгоценностей моей семьи, я
хотел бы попросить вас составить мне компанию сегодня вечером.
Я вопросительно посмотрела на бабушку, ожидая ее ответа. Мы
провели в Мейдстоуне почти два дня, а я так и не поняла, зачем приехала
сюда. Я пропустила уже достаточно много времени. Конечно, бабушка не
могла не согласиться, чтобы я сейчас посмотрела эти вещи.
Она слегка наклонила голову и недовольно поджала губы:
— Уже довольно поздно, сэр Беннет.
— Напротив, миледи. Для некоторых из нас это довольно рано.
— Ты же знаешь, что я так сильно не нуждаюсь в отдыхе, — сказала я.
Когда она ругала меня за то, что я слишком поздно ложусь, я всегда
отвечала, что я все равно не красива и поэтому не нуждаюсь в таком
количестве сна, как другие девушки.
Бабушка многозначительно посмотрела на сэра Беннета. Он ответил ей
улыбкой, которая должна была растопить самое твердое сердце.
— Хорошо, — наконец проворчала она.
Он поклонился и ринулся целовать ей руку:
— Благодарю вас, миледи.
Она отдернула ее и тихо фыркнула. Но по блеску в ее глазах я поняла, что сэр Беннет ей действительно нравился.
Лилиан шла чуть позади нас в качестве компаньонки, а я скользила
рядом с сэром Беннетом по длинному коридору на втором этаже замка. Он
объяснял мне архитектурное строение замка, когда я остановилась у ряда
картин, висевших вдоль всего коридора. Зажженный настенный светильник
освещал их, но света было недостаточно. Я подошла поближе к
замысловатой мозаике, изображавшей Мадонну с младенцем. Сэр Беннет
придвинулся ко мне так близко, что наши руки невольно соприкоснулись.
Тепло его тела в неотапливаемом коридоре заставило меня вздрогнуть и на
мгновение отвлекло внимание от шедевра.
С каких это пор простое присутствие мужчины мешало мне созерцать
великолепие произведений искусства?
Он уставился на мозаику, и его рука снова коснулась моей. Казалось
ему безразлична наша близость, поэтому я попыталась сосредоточиться на
картине и сделать вид, что мне тоже все равно. К счастью, вскоре я
действительно окунулась в абсолютную красоту произведений, и
погрузилась в их историю, которые так интересно рассказывал сэр Беннет. К
тому времени, как мы дошли до конца коридора, я потерялась во времени. По
устало поникшим плечам и по опустившейся голове горничной, я поняла, что, наверное, прошел не один час.
— Прости меня, — сказала я Лилиан, которая была явно измотана. — Я
совершенно не подумала о тебе.
Она устало улыбнулась:
— Ничего страшного, миледи. Вы получаете удовольствие, и это самое
главное.
— Я прошу у вас обоих прощения за то, что так увлекся. — Сэр Беннет
взглянул в узкое окошко в конце коридора. — Похоже, уже рассвет, и из-за
меня вы не спали всю ночь.
Я охнула, осознав, как поздно лягу спать сегодня:
— Часы показались минутами.
— Это хороший знак, — сказал он. — Большинство людей находят мои
бесконечные рассказы об этих произведениях искусства утомительными. А
если их не утомляют эти рассказы, то мои рассуждения о различных
техниках, используемых художниками.
— Вы очаровали меня, — призналась я. — Очевидно, что вы очень любите
каждую вещь, как отец любит каждого своего ребенка. — Ну, по крайней
мере, добрый отец, которого не отталкивает собственное дитя, как моего.
Он улыбнулся моей аналогии:
— Да, это мои дети.
Мы стояли бок о бок, глядя на шедевр в конце коридора. Это была
картина