Висенте отрезает маленькие кусочки груши, и Мириам медленно ест их, все до единого, боясь, что он перестанет рассказывать.
— Черт, не слишком видно, что я плачу? — спрашивает он, вытирая угольный глаз липкими от сока пальцами.
Висенте встает, чтобы взять полотенце. Мириам берет его ладони и подносит их ко рту. Она лижет его пальцы. Он прижимается губами к ее губам — неловко, не двигаясь с места. Мириам чувствует под халатом обнаженное тело Висенте. Он берет ее за руку и ведет в маленькую комнату в конце коридора.
— Это комната моей сестры Жанин, можешь переночевать здесь, потому что комендантский час, — говорит он. — Я вернусь.
Мириам прямо в одежде ложится на кровать, не решаясь ее расстелить. Она ждет Висенте и вспоминает запах его пальцев, его темную, жгучую красоту, этот странный поцелуй. Она чувствует, как внутри, в животе нарастает какой-то неведомый жар, а сквозь закрытые ставни пробивается заря. Внезапно с кухни слышатся звуки — Мириам думает, что Висенте готовит кофе.
— Вам что-то нужно? — спрашивает ее невысокая женщина в том самом халате с индийскими зеркальцами, что был накануне на Висенте. Мириам не успевает ответить, как Габриэль наливает ей кофе и добавляет: — Ну и бардак вы оставили на кухне.
Мириам краснеет, видя пустую бутылку из-под вина, очистки фруктов и окурки.
Габриэль оценивающе смотрит на Мириам. Она не так красива, как ее предшественница, малышка Рози. Ее сын разбивает женские сердца с постоянством, которое бы сильно пригодилось в других делах.
— С ним все всегда заканчивается плохо.
Габриэль хотелось бы иметь сына-гомосексуалиста, это шикарно и вызывающе. Она говорила ему: «С парнями дело иметь проще, поверь мне». — «Что ты в этом понимаешь?» — огрызался Висенте, который терпеть не мог эту материнскую свободу выражений.
Висенте обладал красотой, резко вызывавшей вожделение у всех — от юных девушек до почтенных старцев. В школьном возрасте ему выпало пережить и любовные связи в интернате, и срамные приставания похотливых учителей. А возвращаясь к родителям, он попадал в мир взрослых, чья жизнь была слишком свободной для его детского ума — он знал, как пахнет сперма на смятых простынях. В итоге внутри у него что-то разладилось. Его романы всегда были странными. «Но что поделаешь?» — думала его мать.
Висенте входит на кухню еще сонный, с опухшими веками. Увидев раздраженное лицо матери, он, не думая, хватает Мириам за руку и торжественно произносит:
— Мама, это Мириам, мы поженимся.
Женщины одновременно замирают; Мириам чувствует, как земля уходит из-под ног, но Габриэль не теряет спокойствия, она не верит ни единому слову сына.
— Мы встречаемся уже два месяца, — спокойно добавляет он. — Я тебе о ней не рассказывал, потому что все очень серьезно.
— Ну не знаю, что и сказать, — неловко отвечает Габриэль.
— Мириам учится в Сорбонне на философском, она знает шесть языков, да, целых шесть, ее отец был революционером, она проехала всю Россию в телеге, сидела в тюрьме в Латвии, видела Карпаты из поезда, плавала по Черному морю, учила иврит в Иерусалиме, собирала апельсины с арабами, в Палестине…
— Да это целый роман, а не жизнь! — говорит Габриэль, слегка посмеиваясь над пафосом сына.
— Завидуешь? — нахально спрашивает Висенте.
Мириам летит по улицам Парижа, и ей кажется, что вся ее жизнь решилась за одну ночь. Она возвращается домой ранним утром: луна, словно в сказке, подарила ей жениха. И ничто уже не будет прежним из-за этого юноши — непростого, но прекрасного, такого прекрасного, что можно свихнуться.
Глава 21
В последующие недели Мириам за горячим шоколадом в Венской кондитерской на улице Медицинской Школы знакомит сестру и Колетт со своим женихом. Колетт находит его потрясающим. Ноэми более сдержанна, она воспринимает роман сестры как капитуляцию. «Будь осторожна. Не бросайся в объятия первого встречного, — говорит она. — И помни, что Петен хочет запретить разводы».
Мириам прекрасно улавливает за мнимо-доброжелательными советами нотки ревности. Но не возражает сестре.
Висенте тоже знакомит невесту с друзьями. Они странные и невоспитанные, едят варенье с гашишем и пьют вино стаканами, презирают обывателей-буржуа, напомаживают свои длинные волосы и носят бушлаты, передвигаются исключительно в периметре трех парижских «Мон-»: Монмартра, Монпарнаса и виллы Монморанси, где Висенте случалось проводить ночи у Андре Жида на авеню Сикомор.
Мириам кажется им слишком серьезной:
— Скучная трудяга. Рози была буржуазна, но хоть красивая.
Висенте отвечает им фразой, которую когда-то сказал ему отец, глядя на закат:
— Остерегайся того, что красиво. Ищи прекрасное.
— Но что ты нашел в ней прекрасного?
Висенте смотрит на друзей и, чеканя каждое слово, отвечает:
— Она еврейка.
Мириам — его боевой клич. Она его черный осколок красоты. С ней он утер нос всему миру. Немцам, обывателям и Ольге Молер.
Ноэми, которая всегда была блестящей ученицей, начинает работать неровно. Ее преподаватель немецкого языка в конце первой четверти пишет в табеле: «Ученица вызывает вопросы. Результаты либо прекрасные, либо ужасные».
Девушка уходит из подготовительного класса и начинает посещать вольнослушательницей литературные занятия в Сорбонне — так она присоединяется к сестре. Ноэми готова часами ждать Мириам у дверей амфитеатра Ришелье, лишь бы потом поехать домой на метро вместе, как раньше, когда они возвращались из средней школы.
— Она проходу мне не дает, — говорит Мириам матери.
— Она твоя сестра, радуйся, что она у тебя есть, — отвечает Эмма, но грудь ее сжимается от тревоги.
Мириам сердится на себя. Она знает, что мать уже несколько недель не имеет известий ни от родителей, ни от сестер. Письма в Польшу остаются без ответа.
Однажды утром в Лодзи родители Эммы просыпаются пленниками. За ночь их квартал окружили деревянным забором, обнесли колючей проволокой. Регулярные полицейские патрули не дают людям сбежать. Невозможно войти, невозможно выйти. В магазины не доставляют продукты. Распространяются инфекции и микробы. Идут недели, гетто превращается в могилу под открытым небом. Каждый день десятки людей умирают от голода или болезней. Трупы горой лежат на тачках, и никто не знает, что с ними делать. В воздухе стоит нестерпимая вонь.
Немцы внутрь гетто не заходят, опасаясь заразиться. Они ждут. Первый этап истребления евреев — за счет естественного вымирания.
Вот почему Эмма не получает вестей ни от родителей, ни от