– Шерлок Холмс, – заметил Эндерхилл, – несомненно сказал бы, что он руководствуется правилами и законами логики.
– Ну, возьмем к примеру следующий вымышленный, конечно, случай с Шерлоком Холмсом и профессиональным сыщиком Лестрадом. Шерлок Холмс может, скажем, догадаться, что какой-нибудь совершенно незнакомый ему человек, переходящий через улицу, иностранец только потому, что этот незнакомец, переходя через улицу, смотрит сначала направо, а потом налево. Я готов согласиться, что Холмс угадал правильно. Я уверен, что Лестрад никогда бы не догадался. Но, ведь, все упускают из виду, что полицейский сыщик, который не мог догадаться, мог зато знать. Лестрад знал, что этот прохожий – иностранец, по той простой причине, что он в пределах своего участка должен следить за всеми иностранцами, – а кое-кто сказал бы: вообще за всеми жителями. Как полицейский, я радуюсь, что полиции стало многое известно, ибо всякому хочется делать свое дело безукоризненно. Но как гражданин, я нередко задаю себе вопрос: не слишком ли многое известно полиции.
– Неужели вы хотите этим сказать, что вам известен каждый человек в вашем участке? Стало быть, если бы вон из того дома напротив вышел какой-нибудь человек, вы могли бы сказать, кто он и что он?
– Да, если бы он был владельцем дома, – ответил Бэгшоу. – Этот дом арендуется неким литератором англо-румынского происхождения, который обычно живет в Париже, но в данное время находится здесь в связи с постановкой какой-то пьесы. Зовут его Озрик Орм, он представитель новой школы и, кажется, его очень трудно читать.
– Ну, а другие жители этой улицы, – сказал Эндерхилл. – Я как раз думал, как странно, как ново и незнакомо все тут выглядит. Эти высокие белые стены, эти дома, затерявшиеся в садах… Вы не можете знать всех…
– Кое-кого я знаю – ответил Бегшоу. – Вот эта стена, мимо которой мы идем, окружает владения сэра Хемфри Гвинна, более известного под кличкой «Судьи Гвинна». Это тот самый старый судья, который так шумел по поводу шпионажа во время войны. Соседний дом принадлежит богатому торговцу сигарами. Он родом из латинской Америки, очень смуглый и похож на испанца, но фамилия у него самая английская – Буллер. Следующий дом… Вы слышали шум?
– Да, я что-то слышал! – сказал Эндерхилл. – Но что, я не знаю.
– А я знаю! – ответил сыщик. – Это были два револьверных выстрела и крик о помощи. А донеслись они из сада судьи Гвинна, этого приюта законности и мира.
Он поглядел направо и налево и прибавил:
– А ведущие в сад ворота находятся с другой стороны, за полмили. Эх, если бы эта стена была пониже или я полегче. А все-таки надо попробовать.
– Чуть дальше она пониже, – сказал Эндерхилл, – и там есть дерево, которое можно использовать.
Они побежали вдоль стены и вскоре достигли места, где она сразу, уступом, становилась ниже, точно уходя в землю. Садовое дерево свешивало на улицу ветви, позолоченные светом одинокого уличного фонаря. Бэгшоу ухватился за ветку и занес ногу над низкой стеной; в следующее мгновение оба приятеля уже стояли по колено в густой зелени, росшей под стеной сада.
Сад судьи Гвинна представлял собой ночью удивительное зрелище. Он был очень велик и лежал на самой окраине пригорода, окружая высокий темный дом. Дом был в полном смысле этого слова темный: все его окна закрыты ставнями, ни в одном не было света. Но сад, который должен быть еще темнее, сверкал мерцающими огнями, напоминавшими огни угасающего фейерверка; казалось, между деревьями догорала гигантская ракета. Когда приятели подошли ближе, они увидели, что свет исходит от множества разноцветных лампочек, развешенных на деревьях, точно драгоценные плоды Алладинова сада; особенно сильный свет исходил от маленького озера или пруда, который переливался бледным сиянием, словно в воде его горело электричество.
– Что, у него гости? – спросил Эндерхилл. – Сад иллюминован.
– Нет, – ответил Бзгшоу – это его причуда!
И, кажется, он любит так развлекаться именно тогда, когда один. Он устроил небольшую электрическую установку, вон в том бунгало, где он обычно работает и держит все свои бумаги. Буллер – он его очень хорошо знает – говорит, что когда горят разноцветные лампочки, то это обычно значит, что судью не следует тревожить.
– Нечто вроде красного сигнала – заметил Эндерхилл.
– Да, и я боюсь, что это сигнал бедствия. – И Бэгшоу внезапно бросился бежать.
Через мгновение Эндерхилл увидел то, что раньше него увидел Бэгшоу. Мерцающее кольцо огней, тянувшееся по отлогому берегу пруда, в одном месте было прервано двумя черными полосами, которые вскоре оказались длинными черными ногами человека, упавшего ничком головой в пруд.
– Идите сюда! – громко крикнул сыщик. – Это похоже на… Его голос заглох; он побежал через широкую лужайку, слабо освещенную искусственным светом, напрямик к пруду и неподвижному телу. Эндерхилл побежал вслед за ним, но вдруг случилось нечто, заставившее его мгновенно остановиться. Бэгшоу, который летел, как пуля, прямо к черному телу на берегу светящегося пруда, внезапно повернул под прямым углом и помчался еще быстрее по направлению к темному дому. Эндерхилл никак не мог понять, почему он так резко свернул в сторону. В следующее мгновение, как только сыщик исчез в тени дома, из мрака донеслись звуки борьбы, проклятия, и сыщик вернулся, таща за собой упиравшегося невысокого человека с рыжими волосами. Пленник, по-видимому, хотел скрыться в тени здания, но чуткое ухо сыщика услышало шорох в кустарнике.
– Эндерхилл! – сказал сыщик. – Пойдите, пожалуйста, к пруду и поглядите, что там случилось. А вы, кто вы такой? – спросил он, останавливаясь. – Как вас зовут?
– Майкл Флуд! – огрызнулся незнакомец. Он был необыкновенно тощ и мал ростом; крючковатый нос казался слишком большим на его бесцветном, как пергамент, лице, с которым как-то не вязались огненные волосы.
– Я не имею ко всему этому никакого касательства. А наткнулся на его труп и испугался. А явился я сюда, чтобы проинтервьюировать его для газеты.
– Когда вы интервьюируете знаменитостей, – спросил Бэгшоу, – вы всегда перелезаете через садовую отраду? – И он грозно указал на следы ног, тянувшиеся по тропинке к стене и обратно. Человек, назвавшийся Флудом, состроил не менее грозную мину.
– Интервьюер может перелезать и через садовую ограду! – сказал он. – Никто не откликнулся на мой стук у ворот. Слуга ушел из дому.
– Откуда вы это знаете? – спросил сыщик.
– Потому, что не я один перелез через ограду, – ответил Флуд почти неестественно спокойно. – Кажется, вы сделали то же самое. Слуга, во всяком случае, это сделал; я только что видел, как он спрыгнул со стены у самых ворот.
– Почему же он не вошел в ворота? – спросил сыщик.
– Откуда мне знать! – возразил Флуд. – Потому, вероятно, что ворота были заперты. Вы лучше спросите его, а не меня. Он как раз идет сюда.
И действительно, еще один силуэт появился на фоне мерцающего света – приземистый человек с квадратной головой. На нем был красный жилет – единственное яркое пятно на его обтрепанной ливрее. Он быстро направлялся, стараясь остаться незамеченным, к боковой двери дома. Бэгшоу крикнул, чтобы он остановился. Он подошел к ним весьма неохотно; у него было тяжелое желтое лицо азиатской складки и плоские иссиня-черные волосы.
Бэгшоу порывисто повернулся к человеку, именовавшему себя Флудом.
– Есть тут кто-нибудь поблизости, кто мог бы удостоверить вашу личность? – спросил он.
– Меня тут мало кто знает! – пробурчал Флуд. – Я совсем недавно приехал из Ирландии; единственный мой знакомый здесь, это настоятель церкви св. Доминика, патер Браун.
– Никто не должен уходить отсюда – сказал Бэгшоу и потом прибавил, обращаясь к слуге: А вы пойдите в дом, позвоните в церковь св. Доминика и спросите патера Брауна, не может ли он сейчас же прийти сюда. Только помните – без штук.
Покуда энергичный сыщик принимал меры против возможных попыток к бегству со стороны кого-либо из задержанных, его спутник поспешил к месту трагического происшествия. Странно оно выглядело; если бы