Я не позволил ему. Долгие прощания – лишний страх, я знал, как покончить со всем за долю секунды. Один удар скальпелем компьютерного хирурга в нужный участок с правильной силой – и все, глаза еще открыты, но уже стекленеют… Бенье умер, глядя на красивую женщину, которая ему искренне понравилась. Это лучше, чем размышлять о финале пути при нарастающих судорогах.
Для Бенье Руиса все закончилось. А для нас… нет, не только началось, но все же нашей жизни предстояло стать намного сложнее.
* * *
Сатурио не сомневался, что освобождение Рино де Бернарди станет лишь вопросом времени – и не смог скрыть своего удивления, когда оказалось, что никто пилота выпускать не собирался, равно как и возобновлять полноценное расследование. Смерть лаборантки признали самоубийством, вызванным временным помешательством, и сочли, что этого достаточно. Даже при том, что экипаж любой исследовательской миссии перед полетом проходит тщательную проверку здоровья, в том числе и психического! Получается, несколько недель назад с Аниссой все было в порядке, а уже на борту она в девичьем капризе решила примкнуть к грибам?
Естественно, принимать такое Сатурио не собирался. Он сразу же направился к кабинету отца, игнорируя насмешливые взгляды братьев и сестер.
– Почему он все еще подозреваемый? – Сатурио мог гордиться тем, что голос звучал ровно. Гнев, привычный для кочевников, уже полыхал в полную силу.
– Потому что нет оснований не считать его подозреваемым, – отозвался отец, не отрываясь от просмотра каких-то отчетов на экране компьютеров. – То, что лаборантка покончила с собой, не отменяет того, что Бернарди убил ветеринара и свою начальницу. Это не связанные между собой преступления.
– А то, что исчезли еще три человека? Которые связаны лишь тем, что были в одном зале с Аниссой – и Фионой Тамминен, которую якобы убил Бернарди! При том, что самого Бернарди и близко к этому залу не было!
Этот пилот не был другом Сатурио. Бернарди ему даже не нравился! Однако Сатурио слишком хорошо понимал: проблема, на которую закрыли глаза, не исчезнет сама собой. Она разрастется, и невозможно предсказать, как она проявит себя в следующий раз.
Отто Барретт наверняка понимал это, он и сам много лет работал в полиции. Но поступать правильно отец почему-то не спешил.
– Разве я ограничиваю тебя в действиях? – поинтересовался он. – Нет, и я даже не даю тебе новые задания. Ты свободен, разбирайся.
– Да, но… Я все равно не смогу сделать один столько, сколько сделали бы мы все вместе!
– Может быть, но спешки нет, и иногда вред от какого-нибудь решения перевешивает пользу, не забывай об этом.
– Что ты имеешь в виду? – растерялся Сатурио.
– Вспомни, какие настроения распространялись по станции, когда стало известно об убийстве, а подозреваемых еще не было. Мы заперты в изолированной посудине очень далеко от дома. Так далеко, что дома для нас пока не существует. Теперь представь, что будет, если здесь начнется паника – с учетом того, что большую часть команды составляют заключенные.
– И что? Мы дадим им подсадного подозреваемого при том, что настоящий может напасть в любой момент?
– Еще раз: невиновность Бернарди не доказана, – жестко повторил Отто. – Но даже если убийца не он, тот, кто сделал это с ветеринаром, не может считаться абсолютной угрозой для всех. Он убил человека в момент уязвимости, указаний на особую физическую силу или оружие массового поражения нет. Он менее опасен, чем паника. Так что ищи его, если угодно, но не вмешивайся в мои дела.
Забавно даже… Его братья и сестры уже сорвались бы, позволили себе хоть какое-то проявление гнева. Не напали бы на отца, нет, они слишком любят его для этого. Но скрыть природу кочевников не так-то просто!
А вот Сатурио это удавалось, он и теперь вел себя как человек. Однако отец вместо того, чтобы гордиться этим, почему-то воспринимал смирение как признак слабости. Или Сатурио так казалось…
Сходить с выбранного пути кочевник все равно не собирался. Он не стал приглашать никого из братьев в напарники, но взял из полицейского хранилища АЗУ – робота, похожего на крупного металлического пса. Такие машины разрабатывались специально для помощи в расследованиях и обладали минимальным набором необходимого оборудования.
Проводить повторный допрос Бернарди Сатурио не планировал, это было бессмысленно, пилот действительно ничего не знал. Дело Аниссы Мерлис тоже оказалось тупиком: медики уже подтвердили, что она покончила с собой, да и на ее прощальном видео не было ни намека на посторонних.
Так ведь оставались еще трое пропавших! Пилот Гектор Карлин. Психолог Бенье Руис. Заместитель начальника технического отдела в подразделении пилотов Фиона Тамминен, якобы убитая Бернарди. Все трое отключили личные датчики, обнаружить их компьютер не мог.
После недолгих размышлений Сатурио решил сосредоточиться на Фионе и Гекторе. С психологом все непонятно, он может быть где угодно, но вряд ли он опасен: в личном деле сказано, что физическая подготовка у него ничтожная, такой можно пренебречь. А вот Фиона и Гектор – военные, да и потом, оба они связаны с Бернарди.
Именно за эту связь и собирался держаться Сатурио. Он в компании АЗУ направился к ангару, в котором ждали своего часа истребители. Кочевник работал на многих станциях и знал, что пилоты порой отличаются необъяснимой любовью к машинам. И если у Гектора возникли проблемы, если он был ранен или совершил преступление, где бы он укрылся? В комнате, которую назначило ему руководство и которая для него ничего не значила? Или в боевой машине, которую он мог воспринимать чуть ли не как друга?
Догадка была слабая, Сатурио такие не любил, он предпочитал работать с более убедительными уликами. Но первое подтверждение того, что интуиция его не подвела, кочевник получил, едва переступив порог ангара.
В воздухе пахло кровью и, совсем немного, тлением. Запахи были слабыми, фильтры работали отлично, и человек вряд ли заметил бы что-то. Но Сатурио человеком не был, и он, в отличие от многих представителей своего вида, не заблуждался на этот счет. Он сделал глубокий вдох и убедился, что не ошибся.
– Полиция! – громко произнес он. – Любой, кто здесь находится, должен немедленно выйти на центральную площадку ангара, это приказ!
Никакой реакции не последовало, но Сатурио на нее и не надеялся, ему просто нужно было соблюсти протокол. Он уверенно направился к истребителю, закрепленному за Гектором. В ангаре не было ни звука, ни движения, зато запах крови усиливался. Вывод тут напрашивался сам собой, и, заглядывая в салон истребителя, Сатурио не сомневался, что тело там. Ему было лишь любопытно, как и от чьей руки умер пилот.
Но с этой интригой пришлось повременить, потому что трупа в истребителе не было.
– Какого… – нахмурился кочевник, разглядывая безупречно чистый салон.
В истребителе не оказалось не то что Гектора Карлина, живого или мертвого, здесь даже АЗУ не обнаружил ни единой капли крови. Да и запах, в какой-то миг усилившийся, в салоне, до этого остававшемся герметично закрытым, ослабевал.
– Ты не здесь, – задумчиво произнес Сатурио. – А где ты? АЗУ, анализ всего помещения на биоматериалы, ускоренный режим!
В принципе, кочевник мог отыскать источник крови и сам – по запаху, как дикий зверь. Но Сатурио не любил использовать эти способности без острой необходимости, они замедляли мышление. Поэтому он предпочел положиться на оборудование, да и поиск был недолгим: очень скоро «пес» прочертил ему маршрут к другому истребителю. А еще предупредил, что форм жизни в ангаре не обнаружено, только остаточные биоматериалы на ранней стадии разложения.
Все-таки труп… Да еще и в истребителе, на котором летал Рино де Бернарди. Сатурио не стал гадать, что к чему, он просто направился к машине, чтобы определить, в каком состоянии тело.
Состояние было паршивым – при самом мягком подходе. Труп Гектора обнаружился в пассажирском кресле истребителя, и вряд ли пилот пришел туда сам. Над телом поиздевались не меньше, чем над останками Ирвина: живот вскрыт, внутренности извлечены, растянуты в пространстве… Сатурио понадобилась вся сила воли, чтобы подавить животные инстинкты.
Нельзя сейчас поддаваться гневу или страху. Происходит нечто странное, то, с чем зверь не справится, шанс есть только у человека! Потому что для зверя смерть есть смерть, зато человек видит,