А все просто: я начинаю любую охоту с поиска секретов, потому что они скрывают главную уязвимость.
У Елены Согард секрет тоже был. Я подошел поближе и прошептал его ей на ухо – Мире пока не полагалось знать о таком. Адмирал выслушала меня спокойно, на ее лице не дрогнул ни один мускул, хотя я наверняка застал ее врасплох.
Когда я отстранился, она сказала:
– Я теперь понимаю, как вы заработали свою репутацию, Павел.
– Репутацию чудовища? – с невинным видом уточнил я. – Проще, чем многие думают, и я никогда не отрицал, что эта репутация справедлива. Но теперь все мы в одной лодке, капитан. Я буду делать все, чтобы станция уцелела. Однако может оказаться так, что угроза придет не снаружи, а изнутри, образуются стороны, которые начнут противостоять друг другу. И если такое все-таки случится… разве не хотелось бы вам, чтобы чудовище осталось на вашей стороне?
* * *
Рино не понимал до конца, что делает и зачем. Это его раздражало. Он готов был решиться на самые отчаянные авантюры, полететь туда, куда не летал еще никто, но только с четким пониманием цели. Теперь же ему просто выдали координаты, к которым нужно было привести станцию.
Он чувствовал себя заменой автопилота и даже толком не понимал, почему понадобилась замена. А потом до Рино дошло: даже автопилот не стал бы творить такую глупость.
Координаты, которые ему передали, вели к очень опасной зоне. Нет, для маленького корабля-разведчика вроде того же «Ястреба» угрозы не было бы никакой. Так ведь их экспедиция не из маленьких кораблей состоит! Сама по себе «Виа Феррата» – конструкция громоздкая, неповоротливая, порой слишком медленная, а с ней еще и целая свита кораблей сопровождения летит. Тут цена ошибки будет высока: свернул левее, чем надо, и пересек горизонт событий красного гиганта. Свернул правее – и планета оказалась слишком близко, опасно близко, а вокруг парят огромные каменные осколки непонятно чего… От пилота действительно требовалась ювелирная точность.
Так что в иное время Рино льстило бы то, что выбрали именно его. Однако раздражение из-за того, что адмирал ему толком не доверяет, отталкивало на второй план даже гордость.
Кое-что он все-таки узнал, но не от Елены Согард. Просто он находился в командном пункте и слышал все, о чем адмирал говорила со своими ближайшими помощниками. Тогда и появилась хоть какая-то ясность, но легче от этого не стало.
Станция двигалась к кротовой норе. При том, что кротовые норы официально считались явлением непредсказуемым! Правила космического флота запрещали делать на них ставку, и адмирал не могла не знать об этом. Но она все равно рискнула жизнями нескольких тысяч человек… Ради чего? Где она вообще откопала эту кротовую нору?
О таком размышлял не только Рино, помощникам адмирала тоже не нравилась эта авантюра. Женщина, Лилли Хетланд, еще пыталась сдерживаться, хотя нервозность все равно сквозила в ее движениях и словах. Высокий чернокожий мужчина и вовсе прямым текстом заявил, что риск слишком велик и нужно прекращать. Елена поинтересовалась, готов ли он оспаривать ее власть.
Это был сложный момент. Рино спиной чувствовал напряжение, зависшее в командном пункте. Если бы мужчина решил устроить мятеж во время такого опасного полета… Что было бы? Кому вообще подчиняться? А необходимость бороться за управление кораблем и вовсе привела бы к катастрофе!
Мужчина тоже это понял, отступил, хотя злость наверняка затаил.
Рино только и оставалось, что выполнять приказ. Даже компьютер понимал, что это самоубийство… Пилот смотрел вперед и видел перед собой безводную твердь планеты, на которой так и не зародилась жизнь. В красном свете все казалось залитым кровью, и Рино надеялся, что у него получится привыкнуть к этому мрачному окружению, а он так и не привык.
Чем дальше они продвигались, чем сложнее становилось уводить станцию от столкновения с астероидами. В какой-то момент это и вовсе стало невозможно, а проклятая кротовая нора все не появлялась! Рино прекрасно видел, что он направляет станцию прямиком на планету… На смерть! Обратный отсчет уже начался. По корпусу «Виа Ферраты» били первые астероиды, пока еще не способные причинить ей вред. Но те, кто находился неподалеку от мест столкновения, наверняка слышали чудовищный грохот, чувствовали опасную вибрацию, и это могло привести к панике.
В какой-то момент с командным пунктом попытался связаться Отто Барретт. Он был настойчив – не похоже, что его предупредили о полете! Но он и его дети уже видели в иллюминаторах то багровое море огня, которое представлял собой близкий красный гигант. Они видели смерть… Рино тоже ее видел.
– Овуо́р, поставьте дополнительную блокировку на дверь, – невозмутимо велела Елена. – Я сейчас не готова принимать жалобы от пассажиров.
Темнокожий мужчина неохотно подчинился. Видимо, при всех сомнениях, командиру он доверял все же больше, чем начальнику полиции. Просто замечательно, внутренней враждой повеяло!
Рино все-таки не выдержал:
– Адмирал Согард, при всем уважении, вы в этом уверены?
– Выполняйте приказ, Бернарди.
– Еще две минуты такого курса – и станция уже не развернется вовремя, мы упадем на планету! Может, хотя бы скорость сбросим?
– Нам нужна эта скорость. Выполняйте, – повторила Елена.
Только она была абсолютно спокойна. Рино не знал, помешательство это, следствие военного опыта или просто умелая игра на публику. Он сейчас и не хотел знать – но он вынужден был отметить, что это спокойствие делало свое дело. Мотивы Елены по-прежнему оставались непонятными, как и источник информации о кротовой норе. Но в разрастающемся хаосе адмирал привлекала такое же внимание, как скала в штормовом море. Она становилась символом защиты и спасения, ей нужно было верить, чтобы остаться в живых.
В какой-то момент Рино просто отчаялся. Он смирился с тем, что рискует таким количеством жизней по приказу адмирала, потому что в этом случае можно было переложить ответственность на Елену Согард. Если бы пилот решил довериться собственным инстинктам, увести станцию в сторону, вся ответственность лежала бы на нем. От этого стало бы лишь сложнее, ведь гарантированного пути к спасению он не знал.
Хотелось кричать. Не говорить что-нибудь, а именно кричать, так громко, чтобы заложило уши. Тогда, может, приближение темных камней ужасало бы меньше, все сложилось бы в единую картину… Рино сдержался. Он просто сжимал штурвал изо всех сил, чтобы унять дрожь в руках.
Он вел станцию на гибель до последнего, а потом… потом планета просто исчезла.
Целая планета. Взяла и растворилась, как будто не было ее! Да и астероидов поблизости больше не было, станция оказалась на идеальном, как по учебнику, участке: никаких помех, только свободное пространство.
Долго гадать, что же произошло, не пришлось. Красного гиганта тоже поблизости не было, по ту сторону обзорного экрана Рино наблюдал совершенно иную россыпь звезд. И это было так странно! Он-то думал, что кротовая нора проявит себя по-другому. При первом взаимодействии с ней его в командном пункте не было, но он не сомневался, что переход можно заметить. Какой-нибудь тоннель света, кружение всего вокруг, сбой приборов, вой сирены… Нет? Хотя бы пару секунд?
Однако даже так, при том, что Рино не успел ничего понять, переход все-таки состоялся.
* * *
Большую часть жизни я провел в космосе, и это многому меня научило.
Например, тому, что переход через кротовую нору никогда не длится дольше секунды. Да и нет в нем ничего особенного. Ну, кроме того, что на другом конце может вылететь бесформенный комок из металла и человеческой плоти, если червоточина оказывается непригодной для путешествий. Но это тоже произойдет быстро, ты даже не успеешь понять, что умираешь, своего рода счастливый финал.
Или вот еще один факт: восстановленный из порошка коньяк омерзителен. Им невозможно что-либо отпраздновать. Хотя какой смысл праздновать то, что я оказался прав?