А Михаил лишь улыбался. Он испытывал горделивое чувство хозяина, который показывает гостю только что отстроенный дом. Нет, его чувство было куда полнее и многограннее – он вводил Лору во владение новой Родиной.
Они занимали отдельное купе. В соседнем поместился Дмитрий Шустов. Воронин командировал его на границу, чтобы установить личность Донцова.
К Лоре Шустов относился с подчеркнутой почтительностью, как к иностранной гостье, и когда она заговаривала с ним (французский он знал плоховато), неизменно по-мальчишески густо краснел. За двое суток пути он завалил купе жареными курами, шашлыками, солеными арбузами, маринованными грибами и разной прочей снедью, что продавалась на остановках от Батуми до Москвы.
– Твой друг Дима старается меня обкормить, – пожаловалась Лора.
– Что делать? Не могу же я запретить ему ухаживать за тобой.
– Ба! Так это способ ухаживания?
– Конечно. Он не умеет говорить любезности по-французски и возмещает сей пробел подношением соленого арбуза или банки с грибами. По-твоему, такая замена неравноценна?
– О да, я предпочла бы выслушать любезности.
– Ох, уж эти легкомысленные француженки! – сокрушенно вздохнул Михаил, и оба рассмеялись.
В поезде Донцов запоем читал свежие номера «Правды». Почти пять месяцев он не видел советских газет, был оторван от жизни страны. Он начинал с эпиграфа «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» и кончал подписью ответственного редактора. Его интересовало все: и прием Сталиным и Молотовым лорда-хранителя печати Идена, и беседа Лаваля с полпредом СССР во Франции Потемкиным, и постановление Ленинградского горкома ВКП(б) о задачах партийно-организационной и политико-воспитательной работы, и сообщения о ходе ремонта тракторов по Советскому Союзу, о выставке картин художника Кончаловского, о выпуске Институтом аэрологии опытного автоматического стратостата с прибором для изучения космических лучей. Как сенсационные новости переводил он Лоре сообщения о том, что в Ишимбаеве ударил мощный газовый фонтан, что Кузнецкий металлургический завод выплавил за сутки 4235 тонн чугуна, что в марте заводами страны выпущено 5946 товарных вагонов и что озимые на Кубани находятся в хорошем состоянии.
Лора не понимала его энтузиазма.
– Почему тебя так волнуют выпущенные кем-то тонны чугуна и тысячи товарных вагонов? Ведь ты не имеешь к ним никакого отношения, ты занимаешься другим делом.
– Позволь, как же не имею?! – вспыхивал он. – Ведь все мы делаем в сущности одно – строим социализм. Каждый на своем месте. И я занимаюсь моим делом только для того, чтобы люди спокойно выплавляли чугун, строили вагоны, выращивали хлеб… Понимаешь?
– О да, тобою руководят идейные соображения. Но ведь ты коммунист. А те, кто создает чугун, вагоны…
– Тоже коммунисты, – подхватил Михаил. – У нас весь народ – коммунисты, понимаешь? Пусть у большинства нет партийных билетов… Но страна и все, что в ней, принадлежат всему народу, всем и каждому. Каждый работает на социализм. У поэта Маяковского есть строки… мм… как бы это перевести… Словом, смысл такой: из моего труда и труда моих сограждан слагается труд моей республики… Вот и выходит, что каждый у нас – потенциальный коммунист.
– И я стану коммунисткой?
– Конечно, Колокольчик.
Были в «Правде» и сообщения, имевшие отношение к «его делу». Кредиты на усиление вооружения Германии… В вермахт призывается молодежь 1915 года рождения. Похищение фашистами в Швейцарии антифашистского немецкого журналиста Бертольда Якоби, смотр Гитлером первой воздушной эскадрильи имени Рихтгофена… Германия готовится к бактериологической войне…
О готовящейся фашистами войне он знал куда больше, чем сообщала газета, и все же газетные строки порождали тревогу, нетерпеливое желание поскорее снова приступить к работе.
За границей у него не было этого чувства близкой угрозы, угрозы не ему лично, а целой стране. Французские газеты, за исключением «Юманите», умалчивали о военных приготовлениях Гитлера, убаюкивали народ.
…Поезд подходил к Москве. И тут Михаилу стало немножко не по себе. Вспомнилось: сосед Глеб Яковлевич Воскресенский кончал классическую гимназию и, следовательно, в объеме гимназического курса французский язык знает. Даже если Лора не проговорится насчет обстоятельств, которые привели ее в Советский Союз, Глеб Яковлевич, обуянный любопытством и страстью к детективным историям, способен придумать бог знает что… И пойдет слух.
Опять же Вера… Соседка, надо полагать, имеет виды на него. Уж очень откровенно тогда на вечеринке она погрустнела, узнав о его командировке. Конечно, он не давал повода… Однако в кино, в театры приглашал. Черт возьми, вот еще забота. Лора вообразит невесть что… У женщин это просто. Придется оправдываться. А в чем, собственно? И вообще – дурацкое положение…
Он подумал, что надо, пожалуй, сообщить о своих опасениях Диме Шустову, но за окном вагона уже проплывал перрон Курского вокзала.
Не успели они с Лорой покинуть купе, как все его опасения рассеял появившийся в дверях сотрудник ОГПУ в форме. Козырнув, предъявил документы.
– Имею приказ, товарищ Донцов, отвезти вас и вашу спутницу в гостиницу. Машина ждет на площади.
«Молодец Борода», – с теплым чувством подумал Михаил о Воронине.
Вечером того же дня Донцов докладывал Воронину о о результатах поездки. Прежде всего вручил капсулу. Просмотрев негативы, Воронин тотчас отправил их в фотолабораторию. Доклад длился несколько часов, и под конец Михаил едва различал Бороду сквозь дым, который он напустил своей трубкой.
– Роман, роман, настоящий роман с самокритикой, – выслушав доклад, сказал Вороний. Донцов уловил в его прищуре иронию. Дело в том, что, докладывая, Михаил по ходу дела определял и анализировал свои ошибки. – Вы меня совершенно обезоружили, Михаил Егорович, – продолжал, посмеиваясь, Борода, – Особенно тем, что удачно использовали совет насчет резерва – помните нашу шахматную партию? Что ж, несмотря на некоторый авантюризм, – будем его считать свойством натуры, подлежащим искоренению, – действовали вы хорошо. Завтра изложите все на бумаге, только без критических оценок – положитесь в этом на начальство, оно умнее. – Оба рассмеялись. Воронин опростал трубку в пепельницу, раздумчиво проговорил: – Вызывает беспокойство ваш старый знакомый Лаврухин. Неизвестно, как он повел себя.
– О Северцеве ничего не слышно?
– Почему же. Неделю назад из Германии получено соответствующее сообщение.
– Северцев встретился с Ренке?
– Да.
– А пока, Виктор Аркадьевич, неплохо было бы не упускать из виду господина Ферро.
– Мы позаботились об этом сразу же после того, как получили от Липецкого вашу вторую шифровку. Досталось вам на орехи в турецкой тюрьме? – круто изменил Воронин тему разговора, дав понять, что деловая часть закончена.
– Да нет, не очень. Среди уголовников я приобрел друзей и даже получил явку в воровском притоне. Конечно, Лоре досталось больше, она ведь в положении.
Воронин хитровато улыбнулся в бороду.
– Должен сказать, Михаил Егорович, что вы мастерски убили сразу двух зайцев.