— Коробов…. Родион Гордеевич…. Есть такой? — спросил представитель президента.
Коробов поспешно поднялся.
— Это я.
— Расскажите, пожалуйста, как специалист, что думает медицина о возможности эпидемии психических заболеваний, — предложил Бульбанюк. — Я понимаю, вы не готовились, но обстоятельства, сами понимаете, не располагают…
— Помни, в психиатрии никто из них ни бельмеса не понимает! — успел шепнуть вслед Коробову Костя.
Это помогло. Выйдя к дальнему торцу стола и стараясь не смотреть на слушателей, Родион Гордеевич довольно внятно объяснил, что психические расстройства часто бывают 152 обусловлены наследственностью, но заразными никогда не считались. То же самое относится к суицидным попыткам, хотя наследственность здесь сказывается гораздо меньше.
— Вы можете как-то объяснить происходящее с точки зрения медицины? — потребовал конкретного ответа Буль-башок.
— Нет, не могу.
— Я же говорил, — негромко, но вполне отчетливо произнес Качалкин. — В первую очередь они выбивают умных и компетентных.
— Остаются такие, как вы, — быстро и громко ответил на реплику Костя, и только после этого до Коробова дошел и оскорбительный смысл слов Качалкина, и переходящая все границы дерзость Кости. Качалкин даже привстал со стула и бешеным взглядом впился в угол, где пустовало место Коробова. Но Костя уже что-то оживленно обсуждал с соседом, и было сразу видно: он так увлечен разговором, что наверняка не слышал ни реплики Качалкина, ни чьего-то ответа на нее.
Следующим выступал полковник СБ, которого Бульбанюк не пустил на трибуну после Качалкина. И правильно сделал: полковник несколько поостыл и говорил теперь медленно и весомо:
— Психотронным оружием не располагает на данный момент ни одна страна в мире. Как выяснили наши аналитики, «эпидемия», если ее можно так назвать, началась в США, а уж потом перекинулась в Японию, Китай и Европу. В ближайшие часы при президенте будет создан штаб по борьбе… ну, с эпидемией этой. При американском президенте подобный комитет работает уже третий день. Наш начнет — сегодня ночью. Предлагаю на этом совещание закончить. Вряд ли мы скажем друг другу что-то новое.
Качалкин вскочил со стула.
— Откуда известно, что в других странах — то же самое?
— Не из сообщений радио и телевидения, — спокойно ответил полковник. — Какую-то информацию они дали, но паники не допускают. И в Америке, и во Франции еще не все умные люди заразились этой болезнью, вот и не делают глупостей.
— То, что вам неизвестно о психотронном оружии, говорит лишь о вашей некомпетентности! — указал пальцем в сторону полковника Качалкин. Глаза его снова стали бешеными, и живот перекатился под пиджаком с места на место несколько раз — ну в точности арбуз.
— Примем как печальную реальность, что все компетентные люди уже выбиты и остались только такие, как я, — устало сказал полковник, возвращаясь на свое место.
— Надолго ли? — прошептал Костя.
— Что? — не понял Родион Гордеевич.
— Надолго ли мы с тобой остались? Я себя дураком, например, не считаю.
— Значит, ты обречен, — усмехнулся Коробов.
— Не радуйся. И ты тоже.
Вострикова была не просто взволнованна, но испуганна.
— У нас уже не хватает коек!
— Я знал, что это произойдет. Вчера привезли целую машину раскладушек.
— Их негде ставить!
Коробов улыбнулся.
— Галина Игнатьевна! Чтобы вы, с вашей находчивостью, да не нашли в каждой палате места под одну-две раскладушки?
— Вот пойдите и найдите, если вы такой находчивый! — не попалась Вострикова на голый крючок примитивной лести.
Едва успевший надеть халат Коробов встал из-за широкого стола главного, пригладил ладонью, мимоходом глянув в зеркало, редеющие волосы.
— Давайте вместе поищем.
Глухо доносившееся через закрытую дверь буханье барабанов в коридоре стало слышнее: группа «Отбойный молоток» продолжала записывать свой клип. Галина Игнатьевна шла чуть позади Коробова, раздраженно цокая в такт музыке каблучками.
Палаты и в самом деле были заполнены до предела. Почти все вновь поступившие оказались «тихими» и особых беспокойств персоналу не доставляли. Но вот койки…
В шестой палате у окна стоял высокий мужчина лет тридцати. Его, несомненно, сразу же приняли бы в конан-дойловский «Союз рыжих» — так огненны, так ярки были его волосы. Услышав хлопок двери, он досадливо оглянулся, поморщился, подошел к кровати и сел на нее. Жалобно скрипнули пружины. В голубых глазах больного, казалось, навсегда застыло безоблачное небо, а все лицо и руки были усеяны крупными веснушками — совсем как у того нувориша в автобусе, который слушал анекдот своего приятеля, вернувшегося из Англии. Или это он и есть?
Коробов подошел к рыжему поближе, заглянул в пустынные невинные глаза.
— Скажите… Вы помните анекдот, который вам рассказывал приятель в автобусе?
Пустота на мгновение ушла из его глаз.
— Помню. Отличный анекдот. Предупреждаю: дураки смеются сразу, умные — на четвертый день. Русский, китаец, индус, араб и еврей попали на необитаемый остров…
— Идемте, Родион Гордеевич! — вмешалась Вострикова. — Он этот анекдот всем подряд рассказывает. Единственное, в чем адекватен. Во всем остальном — мимо кассы. Даже собственных детей не узнает.
Они вышли из палаты. За их спиной рыжий, уставившись пустынными голубыми глазами на голую стену, продолжал рассказывать анекдот. В коридоре весело бумкали барабаны.
— Галина Игнатьевна! — принял решение Коробов. — Смотреть дальше нет смысла. Палаты переполнены, это очевидно. Сделаем так: всех выздоравливающих сдадим под расписку родственникам и переведем на амбулаторное лечение. Часть раскладушек поставим прямо в коридоре, в «аппендиксе». Там и сквозняков нет, и в палатах тоже «тихие». Все ясно?
— Мне-то ясно, — усмехнулась Вострикова, обнажив мелкие ровные зубы. — Но согласятся ли на это родственники больных?
— Несогласных присылайте ко мне.
Напротив кабинета главного, прислонившись к выкрашенной светло-зеленой масляной краской стене, стоял какой-то мужчина.
Коробов нахмурился.
Опять в неурочное время пропустили посетителя. Начнет сейчас декларацию о правах человека цитировать…
Это был полковник Службы безопасности, выступавший на позавчерашнем совещании. Одет он на этот раз был в обычный, чуть мешковатый серый костюм, и в облике его уже не чувствовалось скрытой силы.
— Я к вам, Родион Гордеевич, как частное лицо, — начал полковник, едва они вошли в кабинет. Коробов молча указал ему на стул перед столом главного, устало опустился в кресло сам.
Отчего устал-то? День только начался. Или это за прошлые дни накопилось? Отоспаться бы…
— Час назад я подал рапорт об отставке, — продолжил полковник. На стуле он сидел ровно, с прямой спиной, словно стоял на плацу по стойке «смирно». — Помните Качалкина, который на совещании «руку Москвы» искал?
— Да, конечно, — усмехнулся Коробов. — Не думаю, что кто-то принимал его всерьез.
— Теперь вынуждены будут принимать, — прищурил глаза полковник. — Представитель президента в области покончил с собой, два представителя в городах попали в больницы, по вашему ведомству.