— Ее, бедный дружок мой, не так-то просто найти. Дело в том, что всю жизнь ты только тем и занимался, что вырезал пробки, и ничего другого делать не умеешь. Конечно, ты работал у меня мастером, но и это тебе не поможет. Теперь по всей Англии заводы увольняют рабочих, и ни единой вакансии нигде нет, так что для тебя и тебе подобных виды на будущее из рук вон плохи.
— Не могли бы вы что-нибудь мне посоветовать, сэр? — спросил Джон Хаксфорд.
— К этому-то я как раз и собираюсь приступить. Вот письмо из Монреаля от хозяев компании «Шеридан и Мур», где они спрашивают, нет ли у меня на примете толкового рабочего, который мог бы возглавить их мастерскую. Если тебя устраивает такая работа, выезжай в Монреаль первым же пакетботом. Зарплата у них намного превышает то, что я тебе мог платить здесь.
— Ах, сэр, вы по-настоящему добры ко мне! — с глубокой искренностью проговорил молодой человек. — Мэри — невеста моя — не менее моего будет вам благодарна. Я понимаю, что это предложение следует принять: ведь стань я искать работу в Англии, мне скорее всего придется израсходовать все те небольшие деньжата, что отложены у меня на обзаведение. И все же, сэр, прежде чем дать окончательный ответ, мне, с вашего позволения, хотелось бы переговорить с моей невестой. Можете ли вы обождать несколько часов?
— Почта отправляется завтра, — отвечал мистер Фейрбейрн, — и, если ты надумаешь согласиться, сам напиши об этом сегодня же вечером. Возьми письмо, в нем указан адрес.
С благодарностью в сердце Джон Хаксфорд принял эту драгоценную для него бумагу. Всего час назад жизненные перспективы представлялись ему чернее черного, но теперь вот на западе забрезжил маленький проблеск надежды, позволяющий уповать на перемены к лучшему. Джону хотелось найти слова, выражающие ту огромную признательность, которую он испытывал к хозяину за его доброе участие в своей судьбе, но английский характер не рассчитан на красноречивые излияния, поэтому все усилия Джона свелись к нескольким неуклюжим фразам, которые он, запинаясь от смущения, выдавил из себя и которые с не меньшим смущением были выслушаны его благодетелем. Затем Джон отвесил неловкий поклон, круто повернулся и вышел на улицу, окунувшись в осеннюю мглу.
Сквозь густой туман виднелись лишь неясные очертания домов, но молодой человек, не замечая мглы, бодрыми пружинистыми шагами спешил по боковым улочкам, извилистым переулкам, мимо стен, на которых сушились рыбацкие сети, по вымощенным булыжникам и пропахшим сельдью проулкам, пока не достиг ряда скромных белых коттеджиков, выходивших на море. В дверь одного из них он постучался и, не дожидаясь ответа, откинул щеколду и вошел в дом.
У камина сидели пожилая седоволосая женщина и молоденькая девушка, едва ли достигшая двадцати лет. Последняя при появлении Джона вскочила на ноги.
— Ты пришел с добрыми вестями! — воскликнула она, кладя руки Джону на плечи и заглядывая ему в глаза. — Я сразу догадалась по твоим шагам. Выходит, мистер Фейр-бейрн все-таки решил не закрывать завод?
— Нет, миленькая, вести не настолько хороши, — отвечал Джон Хаксфорд, приглаживая ее густые каштановые волосы, — но в Канаде для меня нашлась неплохо оплачиваемая работенка, и если ты рассудишь так же, как рассудил я, то мне скоро придется ехать туда, вы же с бабушкой приедете ко мне, как только я все приготовлю для вас по ту сторону океана. Как ты смотришь на ато, дорогая моя девочка?
— Конечно, Джон, раз ты считаешь, что лучше ехать в Канаду, значит, так оно и нужно, — тихо проговорила девушка, при этом ее простое бледное лицо выражало спокойную доверчивость, а карие глаза смотрели на него с любовью. — Но как нам быть с бабушкой? Согласится ли она, бедненькая, плыть за океан?
— О бабушке не беспокойтесь, — бойко вмешалась в разговор пожилая женщина. — Бабушка не станет вам обузой. Если я понадоблюсь вам за океаном, то не такая уж вовсе я и старая, чтобы не переехать в Канаду, ну а если не понадоблюсь — что же, тогда останусь присматривать за коттеджем, и когда бы вы ни решили вернуться назад, в Англии вас будет всегда ждать дом родной.
— Куда же мы без тебя денемся, бабушка, — с веселым смехом воскликнул Джон Хаксфорд. — Как можно оставить тебя здесь одну? Тут и думать нечего, Мэри! Когда вы приедете ко мне в Монреаль, и мы с Мэри чин чином поженимся, я обыщу весь город и куплю точно такой же, как этот, домик, увитый снаружи ползучими растениями, так что зимними вечерами, затворив двери и усевшись у камина, мы не будем чувствовать себя, как на чужбине. К тому же, Мэри, в Канаде говорят на одном с нами языке, ею правит наш король, и флаг там английский, поэтому никто из нас не сможет сказать, что мы не у себя дома.
— Конечно, — убежденно согласилась Мэри.
Она осталась круглой сиротой, у нее не было родственников, кроме бабушки, как не было никаких других устремлений в жизни, кроме желания стать достойной женой и помощницей человеку, которого она любит. Если Джон поедет в Канаду, значит, Канада станет и ее домом, ибо зачем ей Бриспорт, если Джона в нем не будет?
— Стало быть, я сегодня же и напишу о своем согласии? — спросил молодой человек. — Я наперед знал, что вы тоже согласитесь, но не стал принимать этого предложения, не обговорив его с вами. Через недельку-другую я смогу отправиться в путь, а через пару месяцев приготовлю все к вашему приезду в Монреаль.
— Как томительно будет ждать твоей весточки, милый Джон, — промолвила Мэри, стискивая ему руку, — но такова уж, видно, воля Господня, так что перенесем нашу разлуку смиренно. Вот перо и чернила, садись за стол и пиши письмо, раз уж все мы согласны переселиться за океан.
Как странно все-таки мысли дона Диего влияли на судьбы людские в маленьком городке английского графства Девоншир!
Согласие было надлежащим образом отправлено, и Джон сразу же стал готовиться к отъезду, ибо в письме монреальской фирмы ясно указывалось, что вакансия верная и нужный человек может не мешкая выезжать, дабы скорее приступить к исполнению своих обязанностей. Через считанные дни его скудные пожитки были уложены, и он сел на каботажное судно, идущее в Ливерпуль, чтобы там пересесть на пассажирское судно, направляющееся в Квебек.
— Помни, Джон, — прошептала Мэри, когда он прижал ее к сердцу на бриспортской пристани, —