— Если так — это хорошо, — усмехнулся Лентовский. — Когда вы сами станете начальником — а вы, не сомневаюсь, им станете очень скоро, вам придется думать не только о совести и законе, но и о прочих вещах. Например — где же взять подчиненных, чтобы они только по совести да по закону работали? Увы, Иван Александрович, не будет у вас идеальных людей. Сплеча рубить можно, но, если есть возможность этого не делать — не делайте.
[1] Впрочем, для любознательного читателя сообщаю, что арканы «вьются из одной бараньей шерсти и иногда с примесью конского волоса и козьей шерсти; арканы эти обыкновенно употребляются при перевозке тяжестей в дальние дороги, а также и с чисто конского волоса, пестрые — эти последние делаются только для вьючки приданого выдаваемой замуж невесты».
[2] В 1865 году была Цензурная реформа, но кто, кроме специалистов о ней вспомнит?
[3] Напомню, что в то время обвинение составлял не следователь, а прокурор.
Глава двадцать третья
В ожидании
Учителя отмечают Новый год не так, как все нормальные люди, а 1 сентября. А вот в здешней России учебные учреждения начинают учебный год как им удобно. Не задумывался об этом в прошлой своей жизни, а год назад, когда попал в эту реальность, не до того было. Теперь делаю для себя открытие за открытием. То, что в сельских школах — школах грамоты, церковно-приходских и земских, дети садились за парту в октябре, а то и в конце ноября — это понятно. Как раз закончится сезон полевых работ, лишние рабочие руки уже не нужны и детям можно отправляться учиться. Но отчего в городских-то что за бардак?
Почему я считал, что учебный год начинается 1 сентября? Верно, сработал некий стереотип. А тут, вишь, все не так. Александровское техническое училище «вышло с каникул» 1 августа, Череповецкое реальное училище 15 августа, а Мариинская гимназия открывает учебный год 29 августа. Я-то думал, что у моих девчонок — и у той, что «училка», и той, что гимназистка, еще есть время, а его, оказывается, уже и нет.
Леночку застал за примеркой новой юбки и новой блузки. Конечно же, сам процесс переодевания не видел, хотя и очень хотелось…
— Ну как? — поинтересовалась юная учительница, выходя к публике — то есть, к тетушке, мне и паре горничных.
— Превосходно! — восхитилась Анна Николаевна, горничные заахали.
— Ваня⁈
Это уже мне полагается что-то сказать? Желательно, комплимент. Попросить, что ли, чтобы Лена прошлась по комнате модельным шагом — внахлест, но придется самому этот шаг показывать, а у меня не получится. Значит, лучше помалкивать и соглашаться.
— Н-ну… — замекал я. — Уж слишком серьезно вы выглядите, Елена Георгиевна.
И впрямь — слишком серьезный и строгий вид. Белый верх, черный низ, а еще и прическа — вместо обычной каштановой косы что-то… Не понял, в общем, что это такое, как правильно называть. Не то копна, не то сложный начес. Вроде, как какая-нибудь княгиня со старой фотографии. Коса, конечно же, никуда не девалась. Кажется, она накручена. Или закручена? В общем, как-то так. Как по мне, так коса куда лучше всех сложных присесок.
— Ваня, так и должно быть! — обрадовалась Леночка. — Я очень старалась. Мне нужно выглядеть лет на двадцать пять, лучше двадцать семь.
— Беда с барышнями, — вздохнул я.— Зачем тебе старше выглядеть?
Хотел сказать — мол, я тебя и такую люблю, юную, но здесь тетушка и горняшки, а при них о любви рассуждать неудобно.
— Нужно, чтобы ученицы не видели во мне барышню, а знали, что я учительница! Кто знает, может, придется подменять коллегу в восьмом классе?
— А мне в восьмой класс нельзя? — невинно осведомился я. — Я бы у такой учительницы с удовольствием поучился. И все домашние задания выполнял на отлично.
Тетушка засмеялась, ее поддержала прислуга, а Леночка, шутейно замахнувшись на жениха, побежала переодеваться.
Горничные ушли по своим делам, Анна Николаевна осталась. Посмотрев — слышит ли племянница из своей комнаты, тетя посмотрела на меня.
— Иван, у меня к тебе деликатный вопрос… — замялась тетушка, переходя на ты.
— И что за вопрос? — слегка насторожился я.
Тетушка снова помялась, но, наконец, решилась:
— Иван… Как ты считаешь, нужно ли возвращать карточный долг?
— Карточный долг? — с изумлением переспросил я, потом кивнул: — Обязательно.
Неужели Анна Николаевна с кем-то в карты играла?
— Странно, — удивленно посмотрела на меня Анна Николаевна. — А мы-то думали, что ты, как юрист, посчитаешь, что это делать не нужно.
— Анна Николаевна, вы помните, как я играю в карты? — поинтересовался я.
Тетушка усмехнулась. У нас бывали случаи, когда мы втроем — Леночка, тетушка и я, игрывали в «подкидного». Думаете, кто чаще всего проигрывал? Вот-вот…
А я продолжил:
— Если уж у человека хватило дурости сесть за стол и играть на деньги, то должно хватить ума и расплачиваться. Разумеется, с точки зрения права вы не обязаны возвращать карточный долг, в суд на вас никто не подаст, но существует такая вещь, как репутация…
— Согласна, — вздохнула Анна Николаевна.
Я посмотрел на тетушку и спросил:
— Сколько проиграл Николай?
— Иван… — укоризненно проговорила Анна Николаевна, но потом поджала губы и ответила: — Две тысячи рублей.
Отчего я решил, что в карты проиграл младший брат Леночки? Так здесь и думать не нужно. Если бы Николай проучился в корпусе месяц там, год, подумал бы, что парень не осилил тягот и лишений… Но он, насколько помню, три года осилил.
А просадил в карты две штуки⁈ Не хило! Даже не знаю, как бы это соотнести с суммами моего времени. В общем — младший братец Леночки проиграл в карты двухэтажный дом на каменном фундаменте или квартиру в Москве. Не знаю, возможно, что кто-то посчитает, что я неправ, но долги возвращать нужно. Никого не волнует, что тебя заманили, что ты не знал… Проиграл — возвращай.
Кто знает, не ударит ли это позднее и по моей репутации?
— Сколько нужно?
— Уже нисколько, — грустно ответила Анна Николаевна. — Георгий отдал все свои сбережения, которые хотел потратить на свадьбу Леночки. Но приданое не тронуто.
— То есть, Лена пошла на службу, потому что с деньгами туго? — спросил я.
— Иван,