— А как потом в Череповце быть? — покачала головой Анька, с тоской посматривая — когда же этот моток закончится? — Ладно, пока мы одни, а если кто-то услышит? Куда годится, чтобы прислуга своего хозяина по имени звала?
— Ты так и не передумала?
— Нет, Ольга Николаевна… — помотала головой Аня. — И мне в Череповце будет лучше, да и Ивану Александровичу со мной спокойнее.
Вчера у нас состоялся очередной нелегкий разговор. Маменька за три месяца успела так привязаться к Аньке, что теперь не желала ее отпускать обратно в Череповец. Мол — если желаешь учиться, так и в Петербурге гимназии имеются, а в репетиторы профессоров наймем, какие там гимназистки? А думно заниматься каким-то иным делом — вроде купеческого, так в столице и возможностей больше. А замуж захочешь — так и мужа тебе найдем, приданое хорошее дадим. Или — сама себе мужа ищи, но о приданом не беспокойся.
С «легализацией» крестьянской девки Анны Игнатьевны Сизневой и превращением ее в какую-нибудь захудалую дворянку, несомненно, возникнут сложности. Но если под рукой у маменьки имеется такая фигура, как муж, он же господин товарищ министра, то разве эти сложности не отступят? Отступят, а то и разлетятся вдребезги. На худой конец маменька заставит папеньку признаться, что он и является Анькиным отцом, отправит его с прошением признать незаконную дочь законной — да не в Канцелярию прошений на Высочайшее имя приносимых при Императорской Главной квартире, а прямо к его Императорскому Величеству. А государь, глядишь, и признает. Ему что, жалко, что ли? И станет Сизнева Анной Александровной Навской, а то и Чернавской. Приданое — фи, какие мелочи. Двадцать тысяч наверняка хватит. Если мало, так батюшку потрясем. Имение нужно? Тоже прикупим, если не слишком большое.
А для полноты — маменька еще станет дуться на папеньку за то, что тот заимел на стороне дочку… Недолго, но для порядка.
Ну, про удочерение и про прошение, не говоря уже про обиду маменьки за «измену» — это я загнул. Но даже не сомневаюсь, что такой умный человек, как моя маменька, да еще и с участием батюшки, что-нибудь да придумают.
А пока я избрал страусиную политику. Конечно, я жил как-то без Аньки, проживу и впредь. Но с ней — как за каменной стеной. А как нам в Череповце сохранить прежние, доверительные отношения, но выглядеть на публике, словно хозяин и прислуга? Впрочем, меня интересовала даже не вся публика, а только ее очень малая часть. Например — некая Леночка Бравлина. Как я ей объясню, что маленькая кухарка, крестьянка, называет ее жениха по имени? А родственники Лены, которые рано или поздно станут и моей родней?
Понятно, что мы с Аней еще до поездки в Москву относились друг к другу не так, как положено. Но тогда-то старались дистанцироваться, а теперь? Стали Ваней и Аней… И кто их придумал, эти сословные предрассудки?
Наилучшим выходом из положения было бы и на самом деле оставить названную сестричку у матушки с батюшкой. Пусть девчонка поступает в питерскую гимназию или сдает на аттестат экстерном — она сумеет, а потом тоже поступит на какие-нибудь курсы. Можно бы ее за границу отправить — там женщине проще получить образование.
Другой вопрос — а захочет ли сама Аня учиться? Знавал я талантливых девчонок, которые говорили — а зачем это мне? Заканчивали школу, шли в колледж, вместо университета, а потом с головой уходили либо в семью, либо в бизнес.
Впрочем, и среди парней — моих однокурсников, имелись очень умные люди, которым наука была до одного места. Казалось бы — вот, карьера историка, диссертация… А они пожимали плечами и уходили служить в полицию, или тоже занимались чем-то таким, для меня непонятным, вроде игры на бирже.
Станет ли маленькая крестьянка будущей Софьей Ковалевской или иной знаменитостью, никто не скажет. Но то, что она пробьет себе путь наверх, с помощью собственного ума — я даже не сомневаюсь. А моя задача достаточно скромная и состоит в том, чтобы по мере возможности поддержать талантливую девчонку. Кто знает — может, мое пребывание здесь, в этой реальности, как раз и связано с тем, что у истории имеются на эту девочку свои планы и ее нужно немножко поддержать?
Так что, пока моя политика проста. Пусть все идет, как идет, а дальше пусть будет так, как оно и будет. А потом видно будет. Леночка, не сомневаюсь, все поймет, а удивление ее родственников я как-нибудь да переживу.
— Аня, но все равно тебе придется решать, — не успокаивалась маменька. — Знаешь — я тебе честно скажу, что мне, как матери, спокойнее, если ты с Ваней останешься. Но ты не можешь вечно оставаться в кухарках да в прислуге. Поверь, девочка, ты достойна гораздо большего. Иван у нас человек взрослый, способен о себе позаботится. А тебе стоит о своем будущем задуматься.
— Ольга Николаевна, да все я понимаю. Вот, если бы твердо знала, что Иван Александрович женится, то мне бы спокойнее было. Там и Елена Георгиевна за ним присмотрит, и ее родственники. А без меня-то он как? Но самое главное — как он книжки-то свои писать без меня будет? Это ведь он мне льстит, соавтором называет, редактором… Но книги-то он придумывает. А что я? Я только записываю. И дело-то тут не только в деньгах. Нет, — поправилась Аня, — деньги — штука хорошая, я не спорю, но не самое главное. Мне жуть, как интересно узнавать — а что дальше-то будет? Что там какой-то кирпичный завод? Вот, книги.
— Но он свои книги и один может писать, а ты потом почитаешь.
— Да не будет он один ничего писать! Забросит, а у него столько всего интересного еще получится! Господин Лейкин пишет, что люди-то Павла Артамонова читают, ждут. А как забросит, так откуда и кто узнает, что такие интересные книги пропали?
Стыдно, когда считают талантливым мерзавца и плагиатора, крадущего чужие произведения. И это я не про кого-то, а про себя.
Я, допрежь помалкивающий и слушавший разговор, решил, что пора вступить.
— Вот здесь, Аня, ты и права, и не права, — сказал я. — Права в том, что