Каково слышать свой собственный крик — внезапный крик жизни, из самого нутра.
В мёртвом существе роились живые. Иные. Там ползали черви. Там извивались личинки. Там бегали жуки. Влажная плоть, липкая слизь на перьях. Страшная вонь.
Они поставили на огонь огромную кастрюлю с водой. Вода закипела.
Сильвия погрузила туда крыло.
И придерживала его палкой, чтоб не всплывало.
Одна минута, две, три, четыре.
Она вынула крыло.
Встряхнула. Дохлые черви, личинки и жуки попадали в воду.
Она принялась отделять перья от плоти: выкручивала их, выдёргивала, крепко зажимая меж пальцев. Потом работала ножом и скребком: резала и скоблила. Наконец перья выпали — такие прекрасные, одинаковые, как на подбор.
Их уложили на стол — сушиться.
Дело происходило в саду, возле дома Габриеля.
Они сидели на простых деревянных стульях у старого стола. Стол стоял на траве.
Габриель напевал какую-то старинную песню — из тех, что пели в тот вечер в клубе.
Из дома вышел отец Габриеля.
Сильвия с ним ещё не знакомилась.
— Это Сильвия, — сказал Габриель.
— Да, я так и предполагал.
Он протянул руку, и она собиралась её пожать, но он засмеялся, внезапно сунул руку в карман и снова засмеялся.
— Я видел, где только что побывала твоя рука, — сказал он. — Так что прости, обойдёмся без формальностей. Но приятно познакомиться. Вижу, сын вовлёк тебя в свой проект. Откуда взяли крыло?
Габриель рассказал, что случилось с канюком. Отец проворчал:
— Всегда найдутся те, кто готов стрелять и мучить. И что вы сейчас затеяли?
Габриель пожал плечами.
— Просто очищаем кости.
Его отец кивнул, словно они занимались совершенно нормальным делом.
Мужчина он был крупный, широкоплечий. В джинсах и старомодной синей рубашке.
Глаза голубые, волосы светлые, как у его мальчиков. На Сильвию он смотрел по-доброму.
— Хорошо, что ты к нам заглянула, — сказал он. — Меня зовут Энтони.
Он взял длинное маховое перо — из тех, что расположены на краю крыла, — довольно закивал и пробормотал:
— Что может быть красивее, а?
Сильвия покачала головой:
— Ничего.
— Он у меня хороший, — сказал Энтони, нежно сжав плечо сына. — Ты ему помогай, но в самую глухомань с ним не ходи. Незачем — если не хочется.
Он скрылся в доме, а они стали работать дальше. Вот большие маховые перья. Вот покровные — поменьше, понежнее. А это крошечные, нижние — мягкие, как пух.
Они вытащили все перья до единого.
На столе лежало крыло без перьев. Мясо, прилегающее к кости, частично сгнило, частично сварилось. В нём каким-то образом выжили несколько червей.
Взяв скребок в правую руку и придерживая крыло левой, Сильвия начала методично соскабливать мясо.
Все её чувства обострились донельзя.
Габриель мурлыкал себе под нос.
А Сильвии в его песне слышался крик канюка.
Мясо отделялось довольно легко.
Она быстро добралась до костей.
Но вот эти остатки мяса уже не соскрести.
Она снова окунула крыло в кипящую воду.
И надавила палкой, чтобы не всплывало.
Одна минута, две минуты, три, четыре.
Остатки мяса отпали, остались в кипящей воде.
Она снова подняла крыло. Снова поскребла. Крыло теперь представляло собой единую связку костей, горячих, бледных, обесцвеченных. От них шёл пар.
Их положили сохнуть на стол рядом с перьями.
— Крыло — это рука, — сказал Габриель. — Точно как у нас. У птиц тоже есть плечо, и, соответственно, это плечевая кость. А вот локтевая…
Ничего себе! Она же это проходила по биологии! С мистером Аткинсоном!
Она протянула руку, коснулась кости.
— Это лучевая. А это локтевая! — Она схватила свою руку, нащупала кость под кожей и плотью. — Кости канюка совсем как у человека.
— Но они полые, — сказал Габриель. — Поэтому птицы лёгкие и могут летать.
— Да.
Она снова дотронулась до костей.
И представила, как хлопают крылья, поднимая птицу в воздух.
Она широко раскинула руки и засмеялась, представив на них перья.
Птичка Сильвия.
Канюк Сильвия.
— Каждая кость — это полая кость, — сказала она. — Каждая кость — музыкальный инструмент.
— Вся птица — музыкальный инструмент, — сказал Габриель.
— Это так красиво! — сказали они вместе.
И засмеялись, глядя друг другу в глаза.
Она вздохнула. И задумалась. Какую же выбрать кость?
— Возьмём локтевую, — решила она. — Вот эту.
Локтевая кость была длиннее плечевой и одной длины с лучевой, только шире.
Сильвия взяла в руку нож. Попыталась отделить локтевую кость от локтевого сустава. Задача сложная, особенно с непривычки. Скребок соскальзывал.
Этак она, чего доброго, сломает, а не отрежет кость. Стоп. Сейчас нельзя напортачить. Нельзя всё испортить. Не для того канюк лишился крыла.
— Погоди, — сказал Габриель. — Попробуем по-другому.
Он метнулся в сарай и принёс оттуда небольшую пилу-ножовку. Почти новую. Тонкую, с острыми стальными зубчиками.
Сильвия взяла пилу.
И принялась пилить — медленно, осторожно.
Она чувствовала, что достаточно чуть нажать — и готово. Но так тоже нельзя. Неправильно.
Она отложила пилу и снова взялась за древний нож.
— Надо сделать, как делали они, — шептала она. — Иначе нет смысла.
Она закрыла глаза. Вдохнула поглубже. Нож точно слился с её рукой. А сама она… Она была сейчас той девочкой, которая мастерила свою флейту пять тысяч лет назад.
Она снова начала пилить локтевую кость возле локтевого сустава.
Рука её двигалась взад-вперёд, и остриё древнего кремнёвого ножа ходило взад-вперёд по поверхности кости.
Она даже дышала медленно, размеренно и не давила на нож — пусть режет сам, он знает, как надо.
Да. Сработало. Камень медленно прорезал кость насквозь.
Она снова вдохнула, расслабилась и снова начала резать, на этот раз около запястья.
Да. Получилось.
Она отделила локтевую кость от крыла.
Кость была слегка изогнута. Чуть длиннее её ладони и чуть толще большого пальца.
Такая сильная. Такая хрупкая.
Она подняла её и увидела небо — свет свободно лился сквозь кость.
Она вздохнула.
Что за странное чувство? Или она внезапно утратила способность чувствовать? Перестала быть Сильвией? Вообще перестала быть? Она тряхнула головой, призывая себя вернуться.
Снова погрузила кость в воду, чтобы кипяток убил любую заразу.
Вытащила.
Положила на стол — остывать и сохнуть.
— Мы сошли с ума, — пробормотала она.
— Да, — сказал Габриель.
Она поднесла кость к губам. Дунула. Никакого звука, разумеется, не вышло.
Они положили рядом ту кость, на которой играл Габриель. Сравнили. Ага, нужен мундштук, и он должен быть скруглён и обточен.
Она вспомнила блокфлейту из своего детства.
Габриель принёс напильник.
Металл? Она покачала головой.
Нашла на земле плоский камень. Он-то и будет её напильником. Она медленно сгладила-скруглила один