— У меня их… много! Но самая главная: ты — айсберг. Холодный как лед. Я все время, как дура, заглядываю тебе в глаза, пытаясь поймать настроение! Боюсь сказать что-то, что тебя разозлит. А ты как головоломка. Я никогда не знаю, что вызовет твое недовольство. Я так не могу. Эти эмоциональные качели чертовски выматывают, понимаешь? С тобой не расслабиться. Только в постели я могу быть собой. И то! — поднимаю вверх указательный палец. — Мне все время приходится думать о том, нравится ли тебе. Не пойдешь ли ты завтра искать более опытную и умелую девушку.
— Ебать, у тебя в голове тараканы, — бормочет он.
— Вот! И эта хрень еще! Ты так легко оскорбляешь меня, даже не задумываясь!
— Я не оскорблял. Просто сказал, что ты заморачиваешься на пустом месте.
— Ты сказал, что у меня в голове тараканы! Это оскорбительно!
— Прости, если грубо. Еще претензии будут?
— Да! — рявкаю и, поставив руки на пояс, дышу, потому что выпалить все жалобы на Матвея — это вам не кофе заказать. Отдышавшись, продолжаю: — И эта вот твоя манера общаться. Ты же не разговариваешь со мной, а отдаешь приказы. Как будто я твоя… не знаю. Подчиненная! Я заеду через час, — копирую его голос, понизив свой. — Ты хоть раз спросил, могу ли я встретиться с тобой через час? Или вообще свободна ли я сегодня? Нет, ты просто ставишь перед фактом!
— Я спросил однажды.
— Да! После того, как я бросила трубку! Это не считается! Ты должен сам догадываться о таких вещах!
— Блядь, да как, Агата?! — не выдерживает он и взрывается. — Я должен читать твои мысли?!
— Не надо их читать! Но любящий человек всегда заботится о комфорте любимого! Раз ты так не можешь, я могу сделать только один вывод: ты не испытываешь ко мне чувств. А тогда зачем это все? — задыхаясь, спрашиваю уже спокойнее. — Ради чего, Матвей?
— Тебе не кажется, что не тебе судить о моих чувствах?
От этого вопроса внутри меня что-то такое чувствительное дергается и сжимается. Нет, Агата. Не ведись на эти полунамеки. Хватит уже. Или пусть говорит прямо, или катится к черту.
— Может, тебя еще не устраивает размер моего члена?! — рычит Матвей.
— Слишком большой, — бросаю из вредности и вижу, как его верхняя губа агрессивно дергается.
— Многие ищут себе такой размер.
— Могу прорекламировать тебя среди знакомых. Отбоя не будет, раз многие ищут.
— Я и без твоей рекламы найду, кого трахнуть.
— Ну и ищи! — выкрикиваю, всплеснув руками. — Катись к черту, понял?! — Его последнее заявление что-то ломает во мне, и я готова рычать и уничтожать все вокруг. Пелена ярости застилает глаза, и я уже почти не вижу Матвея, только красный цвет. — А тебя не парит, что во мне побывал член твоего брата? — решаю добить так, чтобы Громов наконец выпустил меня из своей берлоги и больше не появлялся в моей жизни.
— Агата, не провоцируй, — цедит он сквозь зубы.
— А то что? — снова тычу палкой в медведя. Опасно, да? С некоторых пор опасность — мое второе имя.
— Блядь! — рявкает Матвей и делает рывок ко мне.
Я не успеваю среагировать, как оказываюсь зажата в тиски его каменной лапы.
— Пусти! Не хочу тебя! Не буду с тобой, слышал?!
Он не отвечает, только сжимает второй рукой мой затылок и набрасывается на мой рот своими губами.
Глава 56
Агата
Это не поцелуй. Это наказание с поощрением. Чистая ярость вкупе с жаждой и похотью. Матвей кусает мои губы, яростно целует их и проникает упругим языком в мой рот.
Сволочь! Ненавижу его за то, что перед ним я слаба. Не могу не отвечать на этот порыв. Не могу оттолкнуть его. Не тогда, когда его вкус оседает на моем языке, а рука — на заднице. Он крепко сжимает мою ягодицу, практически до боли. Потом подхватывает меня за талию и рывком поднимает в воздух. Я оплетаю его талию ногами, ныряя рукой под рубашку.
Царапаю его спину со всей накопившейся злостью, наверняка оставляя борозды на коже. Плевать. Он заслужил это.
Усадив меня на край спинки дивана, Матвей отпускает меня на пару секунд, чтобы расстегнуть оставшиеся пару пуговиц и стянуть с себя одежду. Мы смотрим друг на друга с такой злостью и похотью, что, кажется, комната сейчас воспламенится. И пока Матвей раздевается, я сбрасываю с себя топик, оставаясь с голой грудью.
— Ты в этом ездишь по городу? — рычит он. — Чтобы я такого больше не видел! Только со мной!
— Тебя забыла спросить, во что мне одеваться! — огрызаюсь я.
Раздевшись, Матвей хватается за резинку моей юбки и вместе с трусиками стягивает по моим ногам. Окидывает мое тело жадным взглядом, а потом наклоняется и втягивает сосок в рот. Ощутимо прикусывает его, и я даже вскрикиваю. Потом облизывает, посасывает. Переключается на второй.
— И перестань заморачиваться, — рычит, прикусывая сосок. — Если ты в моей постели, значит, другая мне там не нужна.
Откинувшись на руки, выгибаю спину, подставляясь под ласки Матвея. Жадные, грязные, агрессивные ласки, которые именно сейчас ощущаются крайне правильно. Все мое тело вибрирует от возбуждения и злости, но я стону, когда Матвей вводит в меня два пальца и двигает ими так, как мне сейчас того хочется: интенсивно и ритмично. Пальцы на ногах поджимаются от переполняющих меня ощущений.
Выпрямившись, Матвей сдергивает меня с дивана, разворачивает спиной к себе и укладывает грудью на спинку. Толчком раздвигает ноги и пристраивается сзади.
— Блядь, я тебя прибить сейчас готов, — рычит он, наклонившись и прикусив за плечо. — За то, что опять притащила в наши отношения третьего.
— Нет отношений! — парирую я. — Некуда тащить!
— Это мы еще посмотрим, — цедит Матвей и наматывает мою косу на кулак, а потом тянет за нее, заставляя меня задрать голову и выгнуть спину. — Член тебе большой? — Он врывается в меня, и я чувствую, как внизу живота простреливает легкой болью. Вскрикиваю. — Не жмет? — спрашивает Матвей и, отведя бедра, входит снова, но уже медленнее.
— Жмет! — рявкаю.
— Ничего, сейчас я тебя растяну.
Он двигается быстрыми рывками, но не до упора, с каждым разом входя все глубже. Как будто щадит меня, ждет, пока я привыкну и буду готова принять его яростные толчки. Моя кровь кипит, а сердце таранит ребра. Я хочу ненавидеть Громова! Хочу, чтобы у меня был нормальный парень, который не насилует мой мозг и не делает… вот этого всего. Но понимаю, что отныне на фоне Матвея