— Уважаю. Я бы хотел встать в очередь, если возможно, на икону.
— Конечно-конечно. Вам какой святой покровительствует? — оживился Олег.
— Может быть, у вас есть какие-то образцы?
Тот помотал головой:
— Нет, нет, ваше благородие. Так оно не работает. Вы называете вашего святого, а я уж сам как-то его рисую. Так оно от души будет.
И с правильным использованием Таланта, подумал про себя я, но вслух сказал:
— Понимаю! Простите, не хотел отвлекать, но всё же, мне попросту мечталось посмотреть, как работают гении!
Жена Олега, совершенно точно, дала тому по почкам, потому что мужчина охнул, а затем часто закивал:
— Конечно-конечно, проходите.
— Будете пирожки, ваше благородие? С грибами, с рыбой, с картошечкой? — засуетилась женщина.
Я машинально согласился на рыбу, а затем, склонившись, вошёл в домик иконописца. Потолки здесь были низкие, старые. Даже бытовых приборов особо не разглядеть. Привыкли вне цивилизации жить. Мы прошли мимо печи, на которой развалился жирный серый кот с крайне недружелюбными глазами.
А затем оказались в небольшой каморке, со столом напротив огромного окна, выходящего на юг, чтобы света всегда хватало. Здесь пахло краской, древесиной и чем-то ещё.
— Вот… Смотрите, ваше благородие, — Олег неловко прибрал со стола, освобождая холст с бородатым старцем. — Это вот святой Варлаам. Делаю вот…
От готовящейся иконы исходило отчётливое Эхо. Хорошее такое Эхо, но в нём не было того, что я почувствовал в реликвии у Паулины.
— И вот вы рисуете это всё, а потом просто вставляете в раму? — задал глупый вопрос я, сканируя помещение.
— Ну да. Рисую и вставляю, — вздохнул Олег, так и глядя в пол. Смущался он страшно. Наверное, потому что был трезвым.
— Ваше благородие, — он вдруг поднял взгляд на меня. — Спасибо, что вступились за меня там. Простите, я когда выпью… Ну сам не свой. Но если не выпью, оно разъедает меня изнутри, понимаете? Должен иногда пить, иначе работать не смогу.
Бремя многих носителей Таланта. Если не умеют балансировать на острие, то либо спиваются, как прежний Михаил Баженов, то либо теряют способность творить. Становятся ремесленниками, выжигая Талант. Горестное саморазрушение, несправедливое.
— А рама у вас уже готова под неё?
— Да возьму одну из тех, вон у меня стоят.
Я посмотрел на стеллаж, заставленный различными рамками. Местные, резные.
— Плотник наш делает. Кабальный Святослав, слышали, может? Сам-то я не очень с деревом.
— Слышал.
Пустышки. Не то, совсем не то. Но что же? Я подошёл к столу, осторожно опёрся на него, изучая работу Олега. И в этот момент почувствовал источник. Под столешницей. В ящике.
— Простите, у вас водички не найдётся?
— Конечно-конечно, ваше благородие, — засуетился иконописец, шатнулся к двери, получил протянутый ковш от подслушивающей супруги. А я уже выдвинул ящик и уставился на небольшую книжечку с золотыми страничками, аккуратно разделёнными папирусной бумагой.
— Что это?
— Это для золочения, ваше благородие. Сусальное золото. Вот, вода, как вы просили.
Я взял ковш и сделал несколько крупных глотков. Это непростое золото. Такие сокровища и такая халупа?
— Сами делаете?
— Да какое там, ваше благородие. Тихон из Комаровки. У меня нет ничего для этого. Я рисую им, ваше благородие. Так какой святой вас интересует? Я запишу.
— И цену не назовёте?
— Сколько заплатите, столько и заплатите, — пожал плечами Олег. — Я же не для денег это делаю.
За дверью отчётливо громко вздохнула его жена. И потопала прочь. Да, владельцы Таланта часто не от мира сего.
— Я думаю, вам Сергей Радонежский подойдёт. Он ведь покровитель строителей да Зодчих. Верно?
Я кивнул соглашаясь. Олег же достал книжечку, нацепил на глаза очки и нацарапал что-то у себя.
— Всё, записал. Но не раньше Нового года начну, ваше благородие. Дело не быстрое. Да и сезон, сами понимаете.
— Понимаю. Всего хорошего.
Выбравшись из дома, который игнорировал все технические новшества этого недоразвитого мира, я остановился на крыльце. Повернулся к хозяйке, проводившей меня до выхода, и спросил:
— Чего же вы совсем без техники-то сидите? Не тяжело?
Та замялась на пороге, грустная, но смирившаяся, но на вопрос ответила охотно:
— Да какая техника, господин Зодчий? Электричества-то нет у нас. У кого генераторы есть, да кто побогаче, у тех и машины стирающие найдутся, и даже это штука, которая пол лучше метлы метёт. Как её… Этот… Соросос, да?
— Пылесос… — машинально поправил я. — Как же так без электричества-то? Неужели имперские линии не протянуты?
— Ну так мы люди-то простые, ваше благородие. Не в Конструктах живём. Он до нас-то и не дотягивался никогда, далеко мы от него. А имперские до Островья дотянули, и всё. Сюда Пал Палыч грозился провести электричество, да только дорого это очень будет тринадцать километров по чащобам. Нет у нас таких деньжищ. Так что живём, как живём. По старинке, знаете ли.
— Ничего, — улыбнулся я женщине. — Скоро здесь всё изменится!
Та охотно закивала, но по глазам было видно — не верит. И имеет право. Чтобы добить сюда Конструкт, его надо поднять ещё на пару рангов, а это уже было за пределами возможностей предыдущих Зодчих. Без Фокус-Столбов пятый уровень они через пару лет бы смогли достигнуть, если бы всю энергию бросали на Конструкт.
— А кто такой Пал Палыч?
— Так это ж Павел Павлович Скоробогатов! Нашей деревне всегда помогает. Он… ой…
Я терпеливо ждал продолжения, хотя тётка побледнела. Губы её задрожали.
— Простите, ваше благородие. Простите. Тут ведь как… Приходят Зодчие да уходят, а мы одни всегда. Вот… Пал Палыч… Он часто людей своих присылает. Продукты подвозит на продажу. Не забывает о нас. Простите.
— Всё в порядке. Не волнуйтесь. Теперь у вас есть я.
А вот к Скоробогатову надо будет присмотреться внимательнее. Хитрый жук. Может быть, опаснее северного соседа, раз использует мягкую силу.
Ничего, так даже интереснее.
Выйдя из Орхово на дорогу, ведущую к Комаровке, я увидел гружённую сеном телегу с пожилым возницей и напросился к нему в попутчики. Надо, всё-таки, обзавестись транспортом. Очень много времени трачу на путешествия. Но пока приоритеты другие. И самый важный — что такое делает с золотом местный кузнец.
Когда я оказался на пороге кузни, то там вовсю пылало жаром, да стучали молоты. Уже знакомый мне помощник кузнеца, в фартуке на почти голое тело, раздувал меха, а щуплый длиннорукий хозяин производства точно молотил по заготовке, с видом максимально сосредоточенным. Огненные брызги летели в разные стороны, и я даже залюбовался работой мастера.
И тот меня заметил. Нахмурился грозно. Выпрямился, легко опустив молот. Обычно кузнец шире