Серёга слегка волновался, да и в целом был невесел, это Арина заметила ещё на обеде.
— Сегодня последний день я здесь, — смущенно сказал парень, — уезжаем на сборы, на пару недель, в Геленджик. Так что вас, наверное, я здесь уже не встречу. Вернусь, вас уже не будет. Хочу сказать, что это… были лучшие дни в моей жизни… Никогда мне не было так хорошо… Очень буду скучать по вам всем. Но в Екатинск обязательно приеду после службы. А может, и раньше. Кто его знает… В жизни всякое бывает…
— Ты что, в Москве не останешься? — с удивлением спросила Арина. — Сюда же очень трудно попасть. А выехать легко.
— Я пока ещё не решил, где жить… — признался Серёга. — Здесь, конечно, ближе к федерации, к большому спорту. Чувствуешь себя в струе активной жизни. Но в Екатинске мама, папа, бабушка, пацаны… Слишком многое меня там сдерживает. А здесь… Я не решил. Год ещё служить. А за это время всё может поменяться. А вам, девчонки, желаю хорошо выступить на чемпионате мира. В Москве вы уже зажгли. Да и вся страна сейчас знает вас. Пусть узнает и весь мир.
После того как Серёга проводил фигуристок до их номера и в раздумье спустился обратно на первый этаж, в фойе, надеясь ещё посидеть в одиночестве, подумать о текущем положении дел и подождать друзей, к нему подошёл паренёк по кличке Кент, которого знала вся общага, и даже вне её. Был он одет в модные варёные джинсы и такую же пятнистую джинсовую курточку, под которой видно белую майку с надписью «New York». На ногах чёрные высокие кроссовки «Адидас».
Был он тоже боксёром, в лёгком весе, и служил в ЦСКА, в спортивной роте. Точнее, делал вид, что служил, потому что в основном отирался в общежитии и в ближайшем ресторане. Однако видели Кента и на барахолке, и у гостиницы «Интурист», и у магазина «Берёзка», где тёрлись спекулянты и фарцовщики. Ходил Кент в модных вещах, часто имел на руках дефицит, деньги, и пользовался большим уважением не только среди таких же прикинутых ровесников, но даже среди командиров и генералов, благодаря которым его служба называлась по-русски «как сыр в масле катается».
Ходили слухи, что парень спекулянт и фарцовщик, да, собственно говоря, это было понятно сразу. Из-за этого многие парни, особенно из провинции, плоховато и немодно одетые, тихо ненавидели его и обходили стороной. Таким же был и Серёга Николаев. Лучше уж ходить в советской спортивной одежде или покупать Адидасы на рынке, чем иметь дело с этим крысёнышем. Лицо у Кента и вправду было узким, с низким лбом, большим вытянутым носом, скошенным подбородком, выступающей вперёд верхней губой, и походило на морду грызуна.
Серёга тоже игнорировал Кента и иногда даже не здоровался, хотя занимались они у одного тренера. Делал вид, что рядом пустое место. Испытывал неприязнь. И вот чего он подошёл? Чего надо этому козлу???
— Хай, Николай! — ухмыльнулся Кент и протянул руку.
Деваться было некуда, и Серёга со скрытым омерзением пожал потную влажную ладонь. Что удивительно, при рукопожатии не почувствовал у Кента мужской силы, характерный для боксёра. Тут же вспомнил, что и дрался Кент так себе. Каким образом попал в Москву из области, казалось большой загадкой. И зачем вообще ЦСКА взял его в спортивную роту???
— Говори, чего надо! — сумрачно сказал Серёга. — Я ухожу сейчас.
— Какой ты занятой, — усмехнулся Кент. — Ладно, сразу к делу. Тут слухи идут, что твои знакомые малолетние тёлки в загранку поедут, в Югославию. Ты поговори с ними, пусть деньжат подзаработают, и им будет хорошо, и деловым людям будет хорошо.
— Это каким же образом? — делая вид, что он совсем уж непонятливый валенок, спросил Серёга.
— Ну, ты же сам знаешь, — сказал Кент. — Я им дам по паре бутылочек «Столичной» и чёрной икры баночек по 5–10. Они там людям одним отдадут, а обратно валюту привезут. Спрячут куда-нибудь в лифчик, глядишь, и проскочат границу. Каждая по 50 рублей заработает. Побазарь с ними. Дело — верняк.
— Побазарить, говоришь, крысёныш??? — Серёга недобро посмотрел на Кента, оглянулся, увидел, что вокруг никого нет, и схватил недомерка сзади за шею. — Сейчас побазарю.
Отработал Серёга хорошо, но так, чтобы было незаметно. Корпус, бока, плечи, ноги. Под конец бросил Кента на лавку и тихо прошипел:
— Ещё раз увижу тут — глаза выдавлю и башку откручу. Сам на зону пойду, но и ты, крыса паскудная, жить не будешь. Ты понял???
Таким не добрым светом горели глаза Серёги Николаева, что Кент бешено закивал головой, тут же сорвался с места, и побежал к выходу из общаги. Хлопнула дверь, и только стук от кроссовок по асфальту, раздавшийся на улице, показал, что Кент в панике свинтил отсюда.
«Вот же козёл… Нашёл к кому подлазить. Но всё-таки что-то нужно делать…» — подумал Серёга.
Сам он скоро уедет, а что будет с девчонками, неизвестно…
Глава 20
Розалин Самнерс
17 марта 1986 года, 7 часов 50 минут утра. Юниверсити-авеню, город Норвуд, штат Массачусетс, США. Бостонский конькобежный клуб. Центр ледовой подготовки «Тенли Олбрайт». Тренировочный каток номер два, для занятий фигурным катанием.
Каток хоть и считался сугубо тренировочным и предназначенным лишь для занятий фигурным катанием, зрительские ряды в нём присутствовали — трибуны рассчитаны на 2500 зрителей, а это всего лишь в два раза меньше прославленных ледовых арен СССР на 5000 зрителей. Компоновка типично североамериканская — калитки для выхода фигуристов из одного короткого борта, для заливочной машины — с противоположного. Никаких служебных зон и судейских мест со спец-секторами — зрительские места самого дорогого, первого ряда, начинаются сразу от бортика, чтобы зрители видели происходящее в метре от себя. Часто здесь проводятся ледовые шоу, и билеты на них стоят очень приличных денег, что характерно для зажиточной Новой Англии.
Для искушённого зрителя, поездившего по свету, сразу бросался бы в глаза более вытянутый контур ледовой арены — она имела 25 метров в ширину и 61 метр в длину, в то время как европейские арены имели размер 30 метров в ширину и 60 метров в длину. Для американских