Я любил ее, как никто другой. В моей жизни не было никого, к кому бы я испытывал такие чувства, но мы были одинаковыми — два упертых барана. Я хмыкнул, вспомнив нашу последнюю ссору, где мы чуть не развалили всю кухню. Никто не уступал — ни она, ни я.
Я вспомнил последние брошенные слова перед тем, как хлопнула дверь: «Ты одержим своими теориями! Тебе нужен психиатр, а не я!» Она была права, хотя я не мог тогда этого признать. Я действительно стал одержимым поиском ответов, с тех пор как начал видеть «другую сторону» во время своих застываний. Это стало между нами стеной, которую ни один из нас не смог или не захотел перелезть.
Раздалась вибрация. Я снова достал телефон — сообщение опять от Миры: — Я не хотела говорить, но, по-моему, я тоже заболела этой болезнью. Извини, может, я тебя отвлекаю.
Мир вокруг меня словно застыл. Кровь в жилах превратилась в лед. Мира. Болезнь. Невозможно.
Это было как удар под дых. Все эти месяцы я боялся точно этого — что «Паралич времени» доберется и до Миры. Я ушёл от неё отчасти и потому, что не хотел подвергать её опасности, словно моя болезнь могла быть заразной. Теперь же оказалось, что моя жертва была напрасной. Система, кем бы или чем бы она ни была, добралась и до неё.
Не дочитав СМС, я вскочил из-за стола и направился к шкафу за пальто. Накинув его на плечи и не застегивая, я выбежал на улицу и, написав пару строк начальнику, вызвал такси. Когда машина подъехала, я хлопнул дверью и выпалил адрес.
Дорога казалась бесконечной. Светофоры меняли цвета с мучительной медлительностью, а дворники размазывали капли дождя по стеклу, создавая сюрреалистические узоры. Мысль о том, что Мира теперь тоже стала частью этого кошмара, грызла меня изнутри.
По дороге я проезжал мимо главного офиса «ГигаКванта» — огромного футуристического здания из стекла и стали, блестевшего даже в пасмурный день, словно оно генерировало собственный свет. Над входом красовалась громадная голограмма, рекламирующая новую систему ИИ: «БУДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. ЗАВТРА НАЧИНАЕТСЯ СЕГОДНЯ». Я невольно сжал кулаки, представляя, какие тайны скрывались за этими сверкающими стенами. И какую цену платило человечество за этот «прогресс».
Меня поразила мысль: а что, если здание не было реальным центром операций? Что, если настоящий «ГигаКвант» находился там, в том параллельном измерении, в том месте, куда уходило наше сознание во время «застываний»? Может быть, роскошное здание в центре города было лишь фасадом, прикрытием для операций, происходящих в иной реальности?
Три стука в дверь. Дверь открылась. Я посмотрел в лицо Мире — она стояла бледная и испуганная.
— Как давно? — выпалил я.
— Пару недель…
— Почему молчала?
— А что мы можем сделать?
В ее голосе звучала та же обреченность, с которой врачи говорили «Живи как можешь» мне и тысячам других пациентов.
Я внимательно всмотрелся в неё. Она выглядела осунувшейся, под глазами залегли тени. Но что-то еще изменилось в ней — во взгляде появилась новая глубина, словно она заглянула в бездну и бездна заглянула в неё. Я узнавал этот взгляд, видел его в зеркале каждое утро с тех пор, как начал «видеть».
Я вошел и начал ходить взад и вперед, пытаясь свыкнуться с мыслью, что и Мира теперь стала частью «Паралича времени».
— Черт! — выпалил я и стукнул кулаком о шкафную дверь.
Мира испуганно посмотрела на меня, съёжившись в комок.
— Все хорошо, — попытался успокоить ее я, хотя сам был на грани нервного срыва. Я обнял ее, чувствуя, как она вздрагивает в моих руках.
— Мне страшно, — прошептала она. — Каждый раз, когда я застываю, мне кажется, что я уже не вернусь. Что однажды останусь там… где бы это «там» ни было.
— Я знаю, — сказал я тихо. — Я тоже там бываю.
Она отстранилась и посмотрела мне в глаза с выражением удивления и недоверия.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты видишь что-то во время «застываний»? — спросил я, внимательно наблюдая за её реакцией.
Она заколебалась, словно боясь признаться.
— Иногда… мне кажется, что я вижу сны. Странные сны, Рик. Горы, снег, много людей вокруг… и что-то в небе. Что-то огромное и пугающее.
Мое сердце забилось чаще. Она видела то же, что и я. Это было не субъективное восприятие, не галлюцинация. Это было реально.
Я глубоко вздохнул. Настало время рассказать хоть кому-то о том, что я видел и что узнал.
— Мира, ты не поверишь…, но я знаю, куда уходит наше сознание во время «застывания». И это связано с новой системой ИИ, о которой сейчас трубят все новости.
Мы сели на диван, и я начал рассказывать ей все с самого начала — о горах, о сфере, о человеке в плаще, о кубах и о страшной догадке, которая постепенно формировалась в моем сознании.
— Что-то происходит с нами во время этих… застываний, — закончил я, понизив голос. — Мне кажется, мы оказываемся где-то… в другом месте. И кто-то использует нас.
— Но кто? И зачем? — спросила Мира, и в ее взгляде читалось сомнение.
— «ГигаКвант», — ответил я. — И их новый ИИ высокого порядка. Это не совпадение, что болезнь появилась именно сейчас.
— И что же они делают с нами? — её голос дрогнул.
Я покачал головой, не решаясь произнести то, что казалось слишком безумным даже мне самому.
— Не знаю наверняка…, но это что-то связанное с той сферой. И с тем, что время там течёт иначе, — я потер виски. — Звучит как бред сумасшедшего, да?
— Да, — тихо произнесла она, но в ее глазах я видел ужас узнавания. Часть ее верила мне, потому что она тоже что-то видела там, в смоле.
— Я читала о теории Борхеса, — вдруг сказала Мира. — О Вавилонской библиотеке. Пространстве, где хранятся все возможные комбинации всех возможных слов. Где существуют все возможные книги, которые когда-либо могли быть написаны.
Я вздрогнул, услышав название «Вавилонская библиотека». Почему-то эти слова вызвали во мне странный трепет, словно я должен был о них знать, но что-то блокировало воспоминание.
— Почему ты об этом говоришь? — спросил я.
— Не знаю, — ответила она, нахмурившись. — Просто пришло в голову. Как будто это важно… Мне кажется, в какой-то момент, во время моего последнего «застывания», я почти увидела что-то… какое-то бесконечное хранилище знаний. Но потом всё исчезло.
— Я должен докопаться до правды, — сказал я решительно. — И тебе лучше держаться от меня подальше. Это может быть опасно.
— Нет, — твердо сказала она, — если