Даша постаралась о ней сейчас не думать. Не очень получалось.
Их героический экипаж встретил высокий, метра четыре, забор из колючей проволоки с табличками «Не подходить! Военная зона. По нарушителям ОГОНЬ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ!»
Предупреждать и стрелять было некому, пара вышек в поле зрения стояли пустыми. Что не означало доброго пути. Они увидели и всем известный купол над древней антенной, великанский мячик для гольфа, рядом торчала зеленая ячеистая антенна локатора ЗРК, похожая на раскрытую книжку, кажется, «Панциря», но — не вращалась, как должна бы. Еще на пилонах возвышалась пара небольших оливковых антенн-шаров, по виду почти новых.
«Зеро» очень тихо покатил вдоль ограды, а вот и вход. Ворота, закрытые, красно-белый шлагбаум и грязная бетонная будочка блокпоста с амбразурой. Серьезный подход. «Стоп. Только по пропускам». Никого.
Даша сняла осточертевший шлем, нащупала пальцами глубокий рубец на пластике и ей захотелось треснуть упыря по спине. Ничего ведь не скажет, великий немой. На шлем села оранжево-черная крапивница, вот кому все трын-трава. Пока птичка не увидит. И даже тогда бяк-бяк и все, финис. Без горя и печали. Бабочкой быть хорошо, тупо и весело, подумала Даша.
— Дань, мне кажется… ну, может и глючу, но она там. Где та здоровенная круглая хреновина над антенной. Оттуда неладным тянет, я так не объясню.
— Да в общем не спорю я. На нашу ведьму похоже, все самое большое, самое заметное.
Из травы за блок-постом поднялась громадная серо-зеленая змеиная башка в мелкой чешуе, повела плоской мордой, глаза темные, знакомые с виду. Змеи же глухи, вспомнила Даша, они чуют вибрации, вряд ли мы так уже потрясли землю, расстояние все же приличное.
Данил поднял палец: прислушайся.
Где-то там, по дороге из города, ударили выстрелы, кажется, пулемет. Потом пара хлопков: ахх, ахх. И даже Даша теперь услышала рев мотора.
Данил обернулся с улыбкой, злой и радостной.
— Я этот мотор узнаю из тысячи. Ждем, пять, четыре, три…
На «один» на шлагбаум налетел громадный черный пикап Джи Эм Си, полосатая труба отлетела с веселым звоном, угловатым бампером вездеход высадил ворота, сделал пируэт, вздымая пыль, и налетел на змею.
Тварь, привыкшая в своем жарком гнилом прошлом охотиться на неспешных мастодонтов, не успела вывернуться, внедорожное гребнистое колесо раздавило ее за головой, хвост забил в агонии. Пикап расплющил ее окончательно задними колесами и рванул туда, в глубину, к куполу.
— Дашка, шлем!
Она послушалась, грязно ругаясь шепотом, и они покатили следом.
Пикап встал, взрыв землю всеми четырьмя шинами, метрах в двадцати от большого шара. Дизель утробно ворчал, и Данил невольно вспомнил медведя. Покойного дважды медведя.
Вблизи стали видны на куполе потеки ржавчины, побитые градом, а может, и метеоритами ячейки обшивки, никто не знает сколько лет защищавшей антенну дальнего обнаружения, со времен Брежнева и Рейгана, наверное. Немного поодаль стоял восьмиколесный серо-зеленый Камаз с огромной башней «Панциря С-1», ракетные трубы и пушечные стволы задраны, но антенна неподвижна, а дверь водительской кабины распахнута. Ни души.
С подножки пикапа спрыгнул Ольгер, белокурый вечно молодой бог, в джинсе, высоких берцах и кожаной куртке с улыбающимся черепом на спине. На поясе верная короткая секира с полукруглым лезвием.
Он вскинул метровую зеленую трубу на плечо. Свист, шипение, оттуда рванул снаряд, похожий на дротик, его отчетливо разглядел Данил, Даше показалось, из трубы ударило дымное копье, ушло к куполу, взорвалось пламенным грибом.
Берсерк бросил использованный гранатомет и побежал туда.
Они со скрежетом затормозили возле пикапа. Даша спрыгнула, наконец-то сорвала и отфутболила чертов шлем: вся голова сопрела.
— Даш, солнце, лезь в кабину и закройся. Я за ним. Быстрее, там ты ничем не поможешь.
Она запрыгнула за руль, ключ в замке, ну да. Данил захлопнул дверцу, отдал честь, балбес, пустоголовый, и, перехватив дробовик, помчался за другом.
— Дебилы несчастные, — прошептала Даша и вытерла слезы.
Ракета проделала в боку купола рваную, неаккуратную дыру в рост человека, против такой артилерии ее не рассчитывали. Данил перешел на шаг, оглянулся в последний раз на пикап и мотоцикл, успел увидеть светлые волосы за лобовым стеклом. Сжал зубы и шагнул в полумрак.
Внутри никакой антенны не оказалось. Только стальной круговой рельс на бетонном полу, да ржавые шестерни посередине. Кое-где в куполе образовались маленькие треугольные дырки, теперь солнечные лучи словно прокалывали внутренность полушария. И пентаграмма была там. Размером, пожалуй, с циферблат башенных часов. Огнем горела на дальней стороне, огнем неестественно алым, словно смотришь сквозь красную бленду.
Ольгер уже стоял там, расставив ноги. Шагнул ближе. Данилу показалось, линии вспыхнули ярче, а от чертежа прошла волна жара, какой он никогда не ощущал и при жизни. Ольгер протянул левую руку и коснулся нижнего луча. Громко сказал:
— Эй,Grendles mōðor[108], выходи, сука. Нравится жених?
И заговорил, произнося знакомое наизусть заклинание. Данил не успел ни сказать ничего, ни вмешаться. Его словно окатило тугой волной ненависти и придавило к полу. По линиям побежали алые огоньки, вся быстрее, купол наполнил откуда-то из подземных глубин низкий, навязчивый гул.
Хлоп.
Перед Ольгером стояла девчонка в черном. Смотрела багровыми глазами, но теперь без насмешки, Данил увидел на худом личике отвращение… а пожалуй, и тревогу, если не страх.
— Явился, северный олень, — сказала она красивым баритоном, — так точно, диагноз идиот. Готов подохнуть только чтоб испортить нам отпуск? Навсегда? Ты ж на свете привык, у тебя тут и зазноба, друзья, домик, я знаю, неплохой. Время передумать кончается.
Ольгер ухмыльнулся и продолжал читать, Данил увидел, как огоньки с пентаграммы сбегаются к его лучу… собираются в единый пламенный сполох… огонь иного мира перепрыгнул на рукав его куртки, точно принюхался… и вырос, охватил сначала руку, следом левую половину тела, прекрасные волосы вспыхнули и сгорели.
Викинг продолжал стоять, пока кожа на левой щеке вздувалась и лопалась. В правой он все так же сжимал рукоять топора, подобало войти в Вальхаллу с оружием.
Жар достиг даже Данила, он прищурился от боли, раздирающей нервы, по каждому, самому тончайшему окончанию бежал незримый огонь. В голову ему точно накачивали горячий газ под давлением, вот-вот и череп лопнет, разлетится серебряной шрапнелью. Тяжкий гул, звук злобы наполнил свод, и старый металл задребезжал в резонансе.
Девушка покачнулась, оперлась тонкой белой рукой на чертеж. Вскинула голову.
Громовой удар. Ее точно дернуло током, и от руки в пентаграмму, Данил мог поклясться, ушел багровый, нематериальный, но живой сгусток.
Еще раскат.
Темно-оранжевый за ним.
Ольгер стоял, уже обугливаясь, качнулся, но руки не оторвал.
Снова гром.
Желтый,