«И Азат пошел в черные глубины гор, где начертал неземные знаки и совершил обряд, посвятивший его тело и посмертие дэвам адского пламени».
А потом «как дух или джинн» явился в тронном зале и потребовал пустить его в мавзолей Дидары, «а до того стереть священные символы на вратах мавзолея и погасить небесный огонь, горящий пред ними».
Правитель заколебался, но согласился. Азат вошел в оскверненный мавзолей. А через время оттуда вышла Дидара в погребальной одежде. Без него. Опять цитирую.
«Белее мрамора, и очи ее стали как гранаты, а черные косы, подобно Заххаковым змеям, струились по хладной коже, прекрасна она была, но страх объял тех, кто ее встретил». Девица согласилась остаться во дворце, но уже не наложницей. Рукопись мутно поминает историю с убитыми райскими птицами и рабами, птицы, конечно, автору важнее.
«Немудрено, птицы куда большая редкость, и ценник иной», подумала Даша.
Несколько лун спустя по стране прокатилась волна странных и диких историй. Горели храмы и караван-сараи «нечестивым, неугасимым кровавым пламенем», что бы оно не значило. На людей нападали и убивали твари, каких никогда доселе там не видели. И среди чудищ видели воина с темным взглядом, по описаниям в нем опознали нашего друга.
Даша заметила, как Данил постукивает пальцами по краю блюда с осетриной во все более быстром темпе.
В конце концов добрались и до дворца. Да, рукопись ни черта не проясняет, но созванный диван прямо потребовал крови дьяволицы. И правитель опять-таки дрогнул и согласился. Похоже, он сам теперь ее боялся.
Но явился Азат «как принесенный черным ветром. Он начертил перед троном огненные письмена, и в город вошло войско тварей из блевотины Аримана, ужаса живых, не страшащихся гнева Ахура Мазды». Крылатая зверюга убила правителя, «растерзав утробу его», Азат исчез, а дармоеды дивана тряслись и соображали, куда бежать, раз дворец окружен.
Бывшая Дидара сама вышла к визирям. С кинжалом в руках. По тексту…
«— Вы хотите моей жизни? Глядите, седые глупцы, — и вонзила кинжал себе под левую грудь трижды. И подала им, но крови не было на клинке. В смятении пали ниц царедворцы, призывая милость Ахура Мазды. Тогда дева сказала.
— Я знаю, как спасти вас и ваши города от гнева Азата, ибо он теперь доверенный слуга Аримана, в его тело вошли адские дэвы, с радостью предающие земную жизнь гибели. Он мне рассказал многое, вернув к подобию жизни, но не к самой жизни. Теперь и я в родстве с силой, которой он одержим.
Я виновна в том и отдаю себя, свое тело и душу. Но не ради вас, а ради страдающей души Азата, ради детей в колыбелях и тех, кто еще родится».
Дидара приказала освободить тронный зал с огненными рисунками, там «она заключит союз со своим возлюбленным Азатом, огненный Хведодах[107], и спасет его, окончив безумие».
О том, как все было потом, автор молчит, только поминает, почти вымерший Багаван поднялся из пепла, на трон взошел племянник правителя. И приказал старательно все забыть, а в виде стимула секир башка.
Но главное, там же в тайнике с рукописью нашли несколько более старых свитков, с описанием самого обряда.
Неумерший добровольно приходил к знаку Аримана, коснувшись его, читал что-то вроде заклинания. Тогда являлось орудие дэвов, невеста или жених, но обязательно другого пола… там есть транскрипция на староперсидский. Впрочем, сказано, «не слова важны, а готовность души». Они соединяли руки и изгоняли дэвов из одержимого обратно в Дом Лжи.
— Видите, просто, как топор, — Ольгер пожал широкими плечами, откидываясь и поднимая кружку темного, как его глаза, эля, — пришел, увидел, выгнал пинками… мрачная сказочка.
— Не сказочка, — внезапно сказала Карина, кутаясь в серебристую курточку. — Мне жаль, но не сказочка. История опустошения Багавана есть в наших преданиях, но кто виноват мы не знали. Свидетелей почти не осталось. Учтите, тела отдавая в жертву, души обоих уходят за смертную границу без шансов вернуться.
— Один за всех? — Василь пощелкал кнопкой на воротнике кожаной куртки, — Нет, ну сальдо положительное. Мне, например, вполне ясно. Я в деле.
Майя глянула в его глаза и положила белую ладонь ему на локоть. Но ничего не сказала.
— Сальдо-бульдо… — Ольгер потряс здоровенным кулаком. — Если придется. И как, других способов нет? Тролль с ним, так надо запомнить заклинание? Только то? Мы все одно давно подохли, да и после покуролесили. Кроме тебя, Дани. Ты не участвуешь.
Давай сюда текст, краснокнижный.
Сайха, в черном с золотом, молчавшая до поры, фыркнула.
— Господин мой изволит геройствовать.
Даша оглядела компанию. Ольгер, Аренк, Василь… Данил.
Данил.
— Иди в дупу, медведь. Я с … черт, чуть не ляпнул «с людьми».
Ей надо было что-то сказать, но губы склеились. Показалось, кольцо с сапфиром сжало палец.
Данил наклонился и сказал на ухо:
— Спасибо что молчишь.
Какого дьявола эта малохольная тварь втянула вас в историю?
Индеец открыл синюю папку и извлек три плотных желтоватых листа, явно заранее заготовленных, раздал, развел руками:
— Я уже.
И произнес длинную фразу на гортанном, клекочущем языке.
— В общем, и все новости пока.
— Не совсем, — Карина, с вежливой безрадостной улыбкой вышколенной гейши, — мне жаль. Но вчера ночью собрался наш… совет оборотней, скажем. С общим голосованием, по обычаю, где все равны. Оборотни уходят из вашего края. Все. И еще, если важно, мы с Андри… Андреем голосовали против.
— Навсегда? — спросила Майя.
— Скорее всего да. Тануки, нэко, кицунэ, волколаки. Даже семья тигров, цзоу-юй, явилась, мы думали, они уж вымерли давно. Абсолютное большинство. Нам тоже придется подчиниться.
Ночью Даша проснулась и, обнаженная, прошлепала к балконной двери. Данил вырос рядом, прохладный и бледный.
— Чего взыскалась, полуношница?
— Я слышу вой. Будто плач. Даже с закрытым окном.
Многоголосый отдаленный стон отдавал в виски, тоска, жалость и сердечная боль неслись к белой полной луне.
— Ничего не чую. Ты не с глузду съезжаешь часом?
— Я не ушами слышу. Они прощаются. И в возвращение не верят.
Пару дней спустя Даша и Данил, два Дэ, смотрели на закат над Малой бухтой. Набережную высоко над морем вечером перед выходными заполняли гуляющие.
Теплынь, играли в небе розовые, оранжевые, золотые, зеленоватые, бирюзовые полосы, извивались узорами, и красно-золотой шар касался синей черты горизонта. Даша, в легком белом платьице и на каблуках, рядом мрачноватый красавец, драные джинсы, футболка с волком и легкая куртка, рыцарь печального образа, ее боевой трофей.