Выдавив улыбку, я сказал: “Не волнуйся, мама. Просто римский Бог говорит миру, что они все еще здесь”. Я ждала, желая уловить юмор или хотя бы признак узнавания в глазах моей мамы. Но счастья не было. Вместо этого я увидела усталость. Полное изнеможение.
Из ее глаза скатилась слеза, пронзив меня, как ножом. Я смотрел, как слеза скатилась по ее щеке. Затем упала еще одна. И еще. Мамино лицо побледнело, и мое сердцебиение участилось, мной овладел глубокий страх. Я задавалась вопросом, что происходит. Затем в ее карих глазах я увидел то, что, как мне показалось, было...
Звук подъезжающей машины привлек мое внимание. Не в силах справиться с этим выражением ее глаз, взглядом, который внушал мне больше страха, чем любая жизнь в банде или на улицах, я вскочил на ноги, оставив четки в ее руке. Судорожно вдохнув, я врываюсь в темный трейлерный парк, под проливной дождь, только для того, чтобы увидеть Ромео Принса, лучшего друга Остина, стоящего перед своим грузовиком.
И я подбежала к нему. Я подбежала к нему, и он прижал меня к своей груди. Мое сердце бешено колотилось, и я боролась со слезами, грозившими вот-вот хлынуть. Я хотела остаться здесь, я была слишком напугана, чтобы возвращаться внутрь.
Я был слишком напуган, чтобы увидеть в ее глазах то, что выглядело как последнее прощание. На ее тело, у которого больше не было сил продолжать.
Но Остин приказал мне вернуться в дом, проведать маму. Сегодня вечером это была моя обязанность. Кивнув Остину, я вернулась в трейлер. Как только дверь трейлера закрылась, воздух наполнился тишиной.
Заставляя свои отяжелевшие ноги нести меня в мамину комнату, я толкнула дверь и увидела четки на полу, мамина рука безвольно свисала с края кровати. Ее глаза были закрыты, и я побежал вперед, опускаясь на колени.
-Нет, ” прошептала я и взяла мамину руку в свою. “Мама, открой глаза”, - умоляла я, никогда не готовая к этому моменту, не веря, что этот момент может быть реальным.
-Мама, пожалуйста, ” прошептал я, но она не пошевелилась. Я сидел, замерев, пристально наблюдая за ее грудью — она почти не двигалась.
Я покачал головой. Я не был готов. Я не был готов к тому, что она уйдет. Акселя больше не было. Остин не мог справиться.… Я был слишком молод. Я не мог… Я не мог.
Но я знал, что это все. Я знал, что она ускользает. Моя мама покидала нас навсегда ...
Я сделала глубокий вдох, в груди у меня стало невероятно тесно. “Леви, успокойся”, - высокий голос Элси заставил меня выдохнуть, сдерживаемый вдох заставил мое сердце колотиться о ребра. Когда я взглянул в лицо Элси, я понял, что плачу. Что слезы текли по моему лицу.
“Я знал, что она бросает меня, Элси. Я видел это, я чувствовал это. - Страдальческий звук вырвался из моего горла, и я добавил: - И я оставил ее, потому что был молод и наивен и думал, что если я оставлю ее, она сможет держаться ... что этого может никогда не случиться. Что я могу притвориться, что этого не было.
—Леви...
-Она закрыла глаза одна, Элси. Я попытался восстановить сбившееся дыхание, но только для того, чтобы прохрипеть: “Она так и не очнулась после того дня. Она умерла неделю спустя. Она умерла в больнице. Но когда ее глаза закрылись, она была совсем одна. Все, что у нее было для утешения, - это эти четки, на которые я не могу смотреть без чувства вины и стыда за то, что оставил ее угасать в одиночестве. Но четки, которые я не могу отпустить. Потому что они были ею; они для меня она. Она хотела, чтобы они были у меня. Я, сын, который позволил ей исчезнуть в одиночестве ”.
Элси взяла свои руки в мои и сжала. Ее физическая сила была ничтожна, но эмоциональная храбрость, которая передавалась от нее ко мне, была очень сильной. Это была крепкая броня.
-Дыши, - сказала она, - Леви, но я видел, что она тоже ломается. Я наблюдал за этой маленькой молчаливой блондинкой, которая не разговаривала, потому что люди говорили ей, что у нее плохой голос. Она еще не рассказала мне историю своей жизни. И вот я здесь, ломаюсь, как чертова киска, отчаянно нуждаясь в ее поддержке.
-ТССС, ” успокоила она, затем, удивив меня до чертиков, забралась ко мне на колени и обвила руками мою шею. Я был потрясен и замер, щеки Элси запылали, когда она положила голову мне на плечо.
Желая почувствовать ее как можно ближе, я обнял ее за талию и притянул к своей груди. Я позволил ее теплу просочиться внутрь.
“Сколько тебе было лет, Леви?” Спросила Элси. “Когда она умерла”.
Сжимая ее крепче, я ответил: “Четырнадцать”.
Элси напряглась, затем призналась: “Я тоже. Мне было четырнадцать, когда мама бросила меня. Мне было четырнадцать, и я была совершенно одна. Когда они… когда всего этого стало слишком много”.
Я нахмурилась, моя печаль медленно рассеивалась. Я хотела знать, что она имела в виду. Я хотела знать, почему она бездомная. Я хотел знать, как умерла ее мама. Я хотел знать, как она оказалась в Сиэтле. Я хотел знать, кто такие "они". Черт, я хотел знать все это.
-Она была глухой. Полностью, - прошептала Элси, почти не повышая громкости голоса, как будто не знала, стоит ли ей признаваться.
Моя хватка на ней стала крепче.
“Она родилась глухой у слышащих родителей. Они никогда не понимали ее. Но что еще хуже, они никогда не помогали ей. Они прятали ее, свой маленький грязный секрет. Пока не отправили ее одну, запертую в ее безмолвном мире. Втолкнули в мир, где люди ее не понимали ”.
-Элси, - прошептал я, не зная, что еще сказать.
“Она забеременела мной — я не знаю своего отца. Видите ли, моя мама связалась с людьми, которые были ей не на пользу. Они заставляли ее брать вещи, от которых она никогда бы не отказалась”.
—Элси...
“Но она любила меня. Свою