– В смысле… со слитным «не»?
– Ого, грамотная попалась. Со слитным, верно.
– А Шимкино далеко от… э-э… Нешимкина?
Мужчина уже без насмешки покосился на Варю, пожевал губы.
– Вы вот что, милая девушка: сейчас отдыхайте, а там уж… – Он закашлялся. – Водички глотните. Есть хотите?
Варя мелко закивала, а потом спохватилась:
– У меня тут и своего немного есть. Тушенка.
– Тушенка, говорите? – У собеседника загорелись глаза. – Это хорошо… Но вы оставьте пока, оставьте. У меня тут вот… – Он протянул руку назад и вытащил из-за фляг потертый дорожный мешок. – Яйца вареные, огуречки свои… Угощайтесь! Сухари только кончились. Не обессудьте. Ехал – все сгрыз!
Варя развязала мешок, и из него повеяло таким густым хлебным ароматом, что закружилась голова. Когда она вытащила темный каравай, мужчина округлил глаза:
– А это откуда? Маняша, что ли, испечь успела? Вроде ж не было хлеба в мешке…
Варя слушала его вполуха, потому что пыталась скрыть дрожь в руках, когда отламывала горбушку и подносила ее ко рту. Глотать почему-то получалось совсем плохо. Лишь спустя пару минут Варя поняла почему: из-за спешки она почти не жевала.
– Вы когда в последний раз нормально ели? – хмурясь, спросил незнакомец, все еще косясь на хлеб.
Варя задумалась. Если считать последним нормальным приемом пищи завтрак в Шимкино, то…
– Два дня назад. Но в первый день я еще банку тушенки съела, а потом – орехи, батончик энергетический, ягоды… – Она вспомнила о Куйгороже и осеклась.
Мужчина вскинул брови.
– Вы тогда сильно не налегайте! Скрутит живот от хлеба-то… Вам бы сейчас бульон пустой, а не сухомятку… Как вас зовут? – Он впервые посмотрел ей в лицо. В его глазах читались любопытство и… уважение?
– Варвара. Можно просто Варя.
– Варя, значит, – почему-то рассмеялся он. – Ну дела-а-а… Приятно познакомиться! Дмитрий Михайлович. Но в селе все дядей Митяем зовут. – Он еще немного поулыбался себе в бороду.
Варя была слишком занята пережевыванием хлеба, чтобы выяснять причину его веселья. И потом, главное она уже узнала: они ехали в совершенно реальное село, к совершенно реальным людям. Один из местных жителей сидел рядом с ней: обычный мужчина, хоть, конечно, и колоритный. А с тем, что ей привиделось в лесу, она потом разберется – в кабинете у психолога.
Варино молчание возымело неожиданный эффект – «дядю Митяя» точно прорвало. Под глухой стук копыт и дребезжание он постепенно рассказал ей обо всех насущных проблемах и бедах Нешимкина. Водопровод тянуть от родника к селу было некому. Приходилось мотаться по нескольку раз за водой – и себе, и соседям. Слова «газ» и «электричество» некоторые сельчане якобы даже слыхом не слыхали. Дома отапливали печками, и только у немногих, в том числе у него, имелись «буржуйки».
– Да и сами дома-то у нас какие тут? Избы они и есть. Говорю, давайте научу кирпич нормальный делать хоть. Не-е-ет, какой там! Не доросли головой-то. – Он постучал себе по лбу. – Саманные[44] еще строят, а дальше – ни шагу, не хотят учиться по-современному. В общем, Варвара, у нас тут все как при царе Горохе. Ну, сами увидите, когда приедем.
– А что же руководство? Администрация района? В Шимкине, например, с инфраструктурой намного лучше. Как же так? – Варя возмущенно вгрызлась в огурец.
Дмитрий Михайлович забулькал и затрясся, прежде чем его заразительный смех вырвался наружу.
– Варенька, я вас сразу к руководству-то и отведу. К тюштяну[45] нашему! Он у нас тут тоже новый человек, но многое уже знает. Пускай лучше он вам объяснит, «как же так». Я на себя эту честь пару раз брал – жалел потом. На этот раз увольте! Теперь он вместо меня.
– С удовольствием пообщаюсь! Скажу, что статью напишу для московского издания. Может, подействует?
– Это вряд ли, – хмыкнул Дмитрий Михайлович.
Дорога резко свернула направо, и потянулись поля. Ветер гладил уже почти зрелые пшеничные колосья, и те отзывались мягким шелестом, который хотелось слушать молча. Кое-где по краям поля росли ромашки и мелкие синенькие цветы. Щемяще красивые. Варя напрягла память. Полевой дельфиниум! Вот как они называются.
Нешимкинские виды убаюкивали своей нормальностью. Осталось совсем немного: добраться до деревни и оттуда позвонить домой.
Синих дельфинов, играющих у берега золотого моря, сменили нежные голубые рыбешки – заросли цикория. Кое-где желтыми гроздьями рассыпалась пижма. Фиолетовыми звездочками засветился гордый чертополох. Вскоре пшеничное поле кончилось, началось другое, и золотой блеск разбавило серебряными сполохами. Варя даже высунула голову из-под навеса.
– Овес, – ласково произнес Дмитрий Михайлович.
– Никогда его не видела, – вполголоса отозвалась Варя. – Вообще, я думала, что поля только в августе начинают поспевать. И малина в лесу уже пошла…
– Так сейчас же… – Дмитрий Михайлович осекся и махнул рукой. – Неважно.
Колокольчики овса, переливаясь в лучах солнца, то наполнялись янтарным светом, то казались дымчатыми, с проседью, как виски и борода Вариного попутчика.
Жара становилась невыносимой, и Варя нырнула обратно под навес, отерла лоб – больше по привычке, чем от необходимости: ее кожа была почти сухой.
– Плохо потеете – пейте больше воды. Посмотрите: я весь мокрый, а вы? – Он показал на темные пятна пота на своей рубахе.
– Вы врач?
– Фельдшер… Скоро приедем.
Минут через десять показались первые дома. Даже издали они выглядели ветхими и какими-то уставшими.
– Там кто-то еще живет?
– В этих вот, с краю, – нет. Можете заселяться, кстати, если хотите! А в тех, что дальше, – живут, а как же.
– А у пустующих домов хозяева куда делись?
– Кто от старости умер, кого зверье в лесу загрызло, а кто обратно уйти сумел… – покачал головой Дмитрий Михайлович.
– Обратно – в город?
– Видимо, да. Кто ж их знает. – С этими словами он остановил лошадь у одного из самых больших домов с пристройками. – Приехали!
Стоило Варе спрыгнуть с телеги и подойти к забору, как в соседних избах задергались занавесочки на окнах.
– Бабам любопытно, а как же! – хмыкнул он.
– Нечасто к вам гости, видимо, приезжают?
– Последнее время чаще, чем хотелось бы…
– Ты чего девушку смущаешь, тетяй?[46] – раздался молодой мужской голос. – Еще подумат, мы гостям не рады.
Варя повернулась. В стене дома, вровень с землей, открылась дверь, на которую Варя до этого не обратила внимания. В проеме стоял крупный мужчина в джинсах, кроссовках и такой же рубахе, что и у Дмитрия Михайловича, только новее. Круглое лицо с гладко выбритым подбородком, смеющиеся глаза… Варя хотела было пошутить по поводу оригинального смешения стилей одежды, но тут ее точно пронзило: это лицо она уже видела. И Варя точно знала где.
– Сергей?.. Сергей Дмитриевич Тумайкин?
Варя жадно черпала бульон, настоятельно «прописанный» ей Дмитрием Михайловичем, и смотрела в одну точку. Никаких телефонов в Нешимкине не было. Тут вообще ничего не было и не могло быть. Сергей подтвердил ее самые жуткие, самые невероятные опасения. То, что она уже и так поняла, но не решалась признать и принять. То, от чего ее психика ловко увиливала снова и снова. С того самого момента, как Варя открыла глаза внутри дуба, она находилась в своего рода… зазеркалье. Именно так выразился Сергей, пытаясь помягче объяснить, что с ней произошло.
Шимкинский дуб работал как портал, открывающийся по не совсем понятной логике. Нередко рядом с ним замечали хозяйку леса Виряву. Возможно, она умела как-то управлять им. Иногда порталом пользовались животные или иные существа, с которыми Варе, по словам Сергея, еще предстояло столкнуться. Подобных «кротовых нор» в последнее время по какой-то причине стало особенно много в шимкинском лесу, и чаще всего ими служили определенные деревья: дубы, яблони,