– Нравится? – Метьказ кокетливо сверкнула глазами. – Только без пулая[31] придется. Он несколько килограммов весит. А то велосипед вместе со мной развалится! – Она прикрыла рот ладонью и рассмеялась. – Ну, накидывай куртку, бери рюкзак – и по коням!
«Кони» Метьказ, хоть и видали виды, оказались в прекрасном состоянии: на совесть смазаны, с хорошо накачанными колесами и с фонариками на рулях.
– Ты вот этот бери, с мужским седлом. Внук, когда приезжает в гости, на нем ездит.
Варя кивнула. Теперь стало понятно, кто так хорошо заботится о велосипедах. Можно было не беспокоиться хотя бы о том, что они развалятся по дороге.
Метьказ сразу задала темп. Пока Варя приноравливалась к высоковатому седлу, они уже оказались за пределами деревни, на шоссе. Ехать сразу стало легче, но расслабляться было нельзя. Знахарка, несмотря на возраст и тяжелый эрзянский костюм, крутила педали с постоянством метронома, и Варя мысленно пообещала себе серьезно заняться спортом, как только вернется в Москву. Сколько бы ни было лет Метьказ – уже семьдесят или еще шестьдесят, – из них двоих первой начала сдавать Варя.
Когда Метьказ свернула с шоссе на проселочную дорогу, Варя едва успела притормозить, чтобы вписаться в поворот. Теперь она еле удерживала руль. Переднее колесо проваливалось в рыхлую песчаную почву, вело то вправо, то влево, и Варя не раз группировалась, ожидая падения. Она уже решилась попросить знахарку смилостивиться и пойти дальше пешком, как та остановилась и громко провозгласила: «Приехали!»
Дорога, насколько могла рассмотреть Варя, здесь заканчивалась и переходила в луг. Метьказ попросила откатить велосипеды на обочину и выключить фонарики.
– Как чернилами глаза залило, – пожаловалась Варя.
– Сейчас привыкнешь. Глянь-ка на небо.
Варя задрала голову, поморгала и застыла. Чем дольше она всматривалась в ночное небо, тем ярче становились звезды: одни были крупные, как яблочки-ранетки, другие – размером с горох, а промеж них – мерцающая вселенская пыль. Еще через пару минут она различила кисейное облачко – Млечный Путь.
– В городе таких жемчугов не углядишь, – шепнула Метьказ и потянула Варю за рукав. – Пойдем потихоньку.
Глаза привыкали к темноте, и теперь Варя без труда видела не только небесные жемчуга, но и земные предметы. Впереди оловянным зеркалом поблескивало озеро. По бокам к нему тесно прилегал лесок, и деревья осторожно полоскали в воде свои ветви.
Метьказ выбрала пологий берег, поклонилась, что-то шепча, достала из Вариного рюкзака сверток, оказавшийся длинным холстом, расстелила его и села.
– Попоем сначала, Варя, – произнесла Метьказ и, не дожидаясь ответа, начала раскачиваться.
Те боярава тейтересь,
Те азорава тейтересь,
Кода якавтсы сэрензэ?
Кода чаравтсы рунгонзо?
Песня лилась над водой, отражалась от ее поверхности, и казалось, что на той стороне кто-то ее подхватил.
Яки цюлкасо, котасо,
Котова таргань палясо,
Котова таргань палясо,
Кеменьга таргань руцясо…[32]
Голос Метьказ был сильным, звонким, без старческих ноток. Будто и не она пела, а цветущая молодуха с широкой грудью.
…Кеменьга таргань руцясо…
Когда последние звуки песни отзвенели, по воде что-то плеснуло, точно рыба хвостом. Варя подвинулась ближе к Метьказ.
– Давай-ка начинать, – сказала та своим, не певческим, голосом, и Варя мысленно удивилась разнице.
Знахарка зажгла несколько маленьких свечей, друг за другом достала мисочки с яйцами, лепешками и крупой наподобие пшена, куклу из теста, вынула бутылку вина, открыла коробочки с безделушками. Варя повертела на пальце колечко, сняла и протянула его Метьказ:
– Это тоже подарите ей.
Метьказ поцокала языком и положила его к остальным украшениям.
– Ложись, Варвара, лицом вниз, головы не поднимай, не гляди, только слушай. Страшно станет – терпи.
Варя хотела спросить, можно ли лечь на куртку, но передумала и послушно прижалась к влажной траве.
– Ведень кирдий Ведьава матушка, сынек теть покш паро мельга, шумбрачинь вешеме раба Варайнень[33], – начала Метьказ.
Варю зазнобило – то ли от холода, то ли от страха.
– Сон пансь теть пецька пряка, рамась казнеть ловнозь…[34] – Метьказ взяла что-то из мисок и коробочек. Следом несколько раз раздался всплеск: видимо, она поочередно бросала содержимое в воду.
– Тейть паро тев. Варайнень сиякс чудий ведьнесэть, сырнекс кеверий кевнестэть, сырнень лейчирестэть, сиякс лисий лисьма принестэть[35].
И опять Варя различила шлепающий звук, только на этот раз Метьказ ничего не брала с расстеленного холста. Варя решила, что та что-то оставила в руках и бросила только теперь.
Метьказ замолчала, и Варя уже обрадовалась, что все кончено и можно вставать. Однако знахарка снова принялась бормотать. Совсем рядом тихонько засмеялись. Варя вздрогнула и прислушалась. Метьказ продолжала мерно говорить, и смех явно принадлежал не ей.
В озере бултыхнуло, брызги долетели до Вари. Она крепче вжалась в траву и зажмурилась. Кто-то быстро пробежал мимо нее, остановился, вернулся – несколько капель воды упали ей на щеку, как с мокрых волос, – потом вздохнул, хохотнул у нее над ухом и со всего размаху прыгнул в озеро.
– Не могу больше, мне страшно, – просипела Варвара, не поднимая головы и загородив лицо ладонями.
Но Метьказ, помолчав, принялась произносить заговор в третий раз. Варя поняла, что он повторяется, узнав несколько слов и снова услышав свое имя. Она пообещала себе, что если опять раздадутся странные звуки, то вскочит и побежит прочь так быстро, как только сможет. Однако на этот раз было тихо.
– Вставай, горе ты мое, – наконец нежно погладила ее по голове Метьказ.
Варя с облегчением поднялась на ноги, отряхнула колени и лишь тогда осмелилась взглянуть в сторону озера. Знахарка стояла к ней спиной, согнувшись в земном поклоне. Когда она повернулась, то сердито цыкнула:
– Ты зачем вскочила?!
– Так вы же сами… сами мне только что сказали…
Метьказ охнула и, озираясь, засеменила к Варваре.
– Собираемся. Чем-то ты ее заинтересовала.
Они вместе сложили в рюкзак пустую тару, свернули холст, задули свечи. У Вари затряслись руки, а коленки разом стали ватными.
– Шевелись, ну! – поторапливала знахарка.
Не успели они сесть на велосипеды и включить фонарики, как в лесу тоненько и жалобно заскрипело дерево. Метьказ и Варя одновременно обернулись. Из подлеска послышались треск и шум, как если бы через него пробирался крупный зверь.
– Кабан! – вскрикнула Варя и нажала на педали.
– Стой! Мы совсем забыли… Батюшки! – почему-то запричитала Метьказ.
Но Варины ноги уже крутили педали, сердце стучало, накатывала тошнота. Сзади трещало и скрипело, слышались окрики знахарки, потом – обрывки эрзянских молитв. Как Варя ни пыталась, она не смогла заставить себя остановиться.
Только выехав на шоссе, она опомнилась. Спустила на землю дрожащие от натуги ноги, положила на руль руки и оперлась о них лбом. Вот и проверка на человечность. Она бросила Метьказ. Бросила и уехала. Что, если ее догнал кабан? Или какой там зверь в подлеске… Или не зверь, а… что? Вернуться? Вернуться и увидеть растерзанное тело бедной знахарки? Вернуться и увидеть хохочущую мокрую Ведяву, склонившуюся над бездыханной Метьказ? Варя стиснула зубы и заплакала.
– Не скули, обошлось. Надеюсь…
Варя вскрикнула от неожиданности, перепрыгнула через падающий велосипед и бросилась навстречу знахарке.
– Метьказ, простите меня,