Перед ней появилась глубокая глиняная миска с солянкой, а напротив Ильи – живописно оформленная тарелка с двумя котлетами, обвалянными в сухариках.
– На лапки похоже, – хмыкнула Варя.
– Так оно и есть. Это овтонь лапа[23] – «медвежья лапа» переводится.
Варя растерянно заморгала.
– Надо мне было догадаться порекомендовать вам это блюдо. Как местный неместному. Хотите попробовать? Шедевр национальной кухни!
– Выглядит очень вкусно, но нет, спасибо. – Варя сглотнула. «Местный неместному»… Она предпочла не возражать. Н-да. Прожить большую часть жизни в Мордовии и впервые увидеть блюдо, возведенное в разряд шедевра… Молчи, Варвара, за неместную сойдешь.
– У этого блюда есть своя история. Красивая и… эм… брутальная. – С появлением на столе обеда настроение у Ильи заметно улучшилось. – Говорят, эрзянским парням раньше не разрешали жениться до тех пор, пока они не станут настоящими мужчинами. А настоящим мужчиной считался тот, кто на охоте убил медведя. Поэтому своим невестам парни присылали в подарок жареную медвежью лапу. – Он надрезал котлету, и из нее брызнул сок. – Сейчас, конечно, медвежатину никто не ест. Делают котлету из разных видов фарша – не буду врать, не помню, из какого мяса именно. А потом сухариками украшают – изображают когти зверя.
– Жалко мишек… – протянула Варя, которую слегка замутило. – А разве медведь не считался у эрзян и мокшан священным животным? – Она решила блеснуть теми скудными остатками знаний, которые чудом застряли в ее голове после курса культурологии, и сменить тему.
– Очень даже. За медведя даже девушек замуж отдавали – ну, символически, само собой. Но со временем мишка, видимо, потерял свой статус…
– …и его пустили на котлеты, – хмыкнула Варя.
– Такая вот судьба незавидная, – рассмеялся Кулаев.
– Илья, можно еще вопрос не по теме? Вы сказали, что про «волшебный» дуб узнают тогда, когда это нужно. Что вы имели в виду?
– Ох, Варвара… Над вами же часто шутят насчет любопытства и носа? – Он отложил вилку. – Ладно. Расскажу вам еще одну местную легенду. И кое-что личное. Только обещайте, что в вашу статью это не попадет.
Варя сидела на одной из укромных лавочек «собачника» и ревела. Еще в школьные и студенческие годы она частенько приходила в этот небольшой парк за памятником Ленину, чтобы в уединении зализать сердечные раны или прийти в себя от каких-нибудь учебных невзгод. Парк пользовался популярностью у владельцев собак, благодаря чему и получил свое народное название «собачника», и Варя саркастически видела себя в такие моменты побитой псиной, которую тоже кто-то привел сюда выгуливать. Семейная драма, доверенная ей Ильей, словно открыла податливые шлюзы, и через них хлынул соленый поток застоявшейся обиды.
Когда Илья и его – тогда еще гражданская – супруга Ирина почувствовали, что их семейное планирование затянулось, Кулаев пошел проверяться первым. Когда оказалось, что проблема не в нем, он решил скрыть это от Ирины, надеясь, что природа со временем возьмет свое. Когда Ирина, тоже втайне от Ильи пройдя расширенный чек-ап, выяснила, что естественная беременность в ее случае из разряда чудес, и рассказала ему все начистоту, чтобы освободить от каких-либо обязательств, Илья… предложил ей выйти за него замуж. Когда после нескольких лет гормональной терапии и безуспешных процедур ЭКО у Ирины началась депрессия, Кулаев и его друг Сергей по очереди дежурили в их квартире. На всякий случай. Когда она снова смогла вести нормальный образ жизни, Сергей привез их на Священную поляну к шимкинскому дубу. Там Ирина загадала желание, не раскрыв его никому, хотя каждый из них знал, о чем именно она шептала в дупле. Повязала ленточку на ветку дуба и оставила игрушку – в дар.
И вот теперь Илья и Ирина ждали рождения первенца, который должен был появиться на свет буквально через пару недель. Когда Кулаев произнес эти слова, его лицо разгладилось, стало светлым-светлым, а глаза увлажнились.
А потом он долго оправдывался, что вторая, «шимкинская», часть его истории может показаться суеверием отчаявшихся, пережитками язычества, глупостью, в конце концов, что Варя вправе не верить в то, во что невольно поверили они, а она сидела, глядя куда-то мимо Ильи, и думала, что не может поверить не во вторую, а в первую часть этой истории. Беременность, наступившая после псевдоязыческого обряда у дуба? Почему бы и нет. Мужчина, который предложил женщине выйти за него замуж, несмотря на выявленное бесплодие? Приторная сказка.
Рассказ о том, как Сергей и Илья сорвались в Шимкино после бури, чтобы проверить, не погиб ли дуб, как решили помочь леснику, она слушала словно сквозь туман и в то же время с полной уверенностью, что так оно и было. Теперь все выстраивалось в стройную логическую цепочку. Все, кроме их похода на реку и контузии. На то, чтобы дожать Илью, искусно заставить сболтнуть что-то еще, у нее не хватило сил. В горле ежился комок невыплаканных слез.
Варя машинально листала заметки, которые сделала по ходу разговора, и перед глазами у нее расплывались неаккуратные каракули: «И. не помнит, как они шли к реке», «не помн., как получил травму», «не помн., где был С. при встр. с лесником после взрыва». Между моментом, когда друзья пришли на Священную поляну, и моментом, когда Илья увидел лесника с зятем, зияла черная дыра. Или белая. Пробел.
Варя поймала себя на том, что перестала дышать. А что, если что-то произошло вовсе не на реке, а в лесу или даже на самой поляне? Что-то, из-за чего Илья частично потерял память, а Сергей попал в беду или погиб? И если так, то где в этот момент были лесник и Павел? Что видели? И чего недоговаривают? Она утерла остатки слез, повертела в руках телефон и набрала Кулаева.
– Я как чувствовал, что это не последний наш разговор за сегодняшний день, – сказал тот вместо приветствия.
– Илья, а как давно были знакомы Сергей и лесник? И нет ли возможности поговорить с зятем Ивана Трофимовича – этим самым Павлом?
– Вы едете в Шимкино? Точнее, когда вы едете в Шимкино, Варя?
Легенда о трех сестрах
Мерно и сонно покачивалась юная Вирява на теплой спине Овто. Там, на границе ее вотчины, упали в день сотворения две другие звезды. Кто они? Такие же лесные девы, что и она? Хозяева иных пределов? Други или недруги? Как бы ни стучало в груди, как бы ни пекло щеки от одной только мысли о ком-то неведомом, способ узнать был лишь один: выйти из родного леса и увидеть своими глазами.
Несколько дней и ночей шла она шаг в шаг с могучим Овто через густой Вирь, и чем ближе они подбирались к его краю, тем труднее было ей идти. Где Овто бежит – Вирява бредет. Где он бредет – она еле пудовые ноги поднимает. Подставил ей тогда спину Овто, понес на себе, обливаясь потом. С каждым шагом все тяжелее становилась Вирява. Когда сквозь древесные ветви брызнул свет Чипаза[24], Овто едва переставлял лапы. Как открылось их взору млеющее под солнцем поле, упал медведь, придавленный невыносимой тягой.
– Прости, Вирявушка. Нет тебе дальше дороги, – тихо произнес зверь.
Скатилась Вирява с косматой спины и тут же крохотной стала, не выше травинки.
Встрепенулся