Слева по борту проплыла статуя Свободы, установленная на острове с тем же названием. Пассажиры парохода смотрели по сторонам во все глаза и уже предвкушали начало новой жизни. Даже у таких бывалых людей, как Ратманов или Двуреченский, сердце забилось учащенно, в горле пересохло, а в глаза будто что-то попало.
Но ошибкой было бы не посмотреть и направо — на небольшой Эллис-Айленд, на котором высилось внушительных размеров здание из красного кирпича. Потому что едва океанский борт причаливал к Манхэттену, как людей грузили на паромы поменьше и свозили именно сюда.
Первым делом на борт поднимались миграционные инспектора и доктора. Словно стражи врат в рай — для многих Америка ассоциировалась именно с этим местом, — они придирчиво рассматривали понаехавших и отделяли от основного потока тех, кто останется за бортом новой жизни. У пассажиров первого класса проблемы возникали не часто. Тут даже по беглому взгляду можно было определить, что перед тобой люди — достойные, при деньгах, большого вреда американскому генофонду не нанесут.
Среди таковых, впрочем, вполне ожидаемо, оказался и Викентий Саввич Двуреченский. Он улыбался, играючи разобравшись с таможенными формальностями. И уже собирался на другой берег Гудзона. Сговорившись с одесскими ребятами, грузил двуреченско-ратмановские вещи и строил планы относительно того, к какому отелю закажет нью-йоркское такси.
А вот Георгий, что называется, лицом не вышел. Едва оправившись от лихорадки и морской болезни или что там у него было, он привлек внимание сначала врача, а потом и инспектора. Строгий офицер весом под 200 килограммов спросил по-английски:
— Откуда вы?
— Ай эм фром Рашэн… Эмпайр, — был ответ.
И отчего-то инспектору он не понравился.
«Вот черт! Как-то по-другому тогда говорили, — мысленно отчитал себя Ратманов. — У дяди такое лицо, как будто я не из Российский империи, а из Римской или империи Александра Македонского!»
После чего у контролера возникли подозрения и относительно личности Иосифа Бермана. А Ратманову оставалось лишь проводить взглядом недоумевающего Двуреченского. Жоржика вместе с толпой других недостойных, среди которых, разумеется, преобладали пассажиры второго и третьего классов, отправили «по этапу» дальше.
Каждому новоприбывшему крепили на одежду особый ярлык с фамилией и названием парохода. И вскоре «Царь Берман» оказался в самом конце длинной очереди, ведущей в миграционный центр или таможенную тюрьму, как некоторые его называли.
То, что располагалось дальше, они же нарекли чистилищем для мигрантов. Оно включало помещения для медосмотра, оформления справок и своего рода отстойник для задержанных, а также так называемые лестницу разделения и столб поцелуев — о них чуть позже.
Первым делом Ратманова-Бермана осмотрел окулист. То ли медицина тогда была слабее, то ли отношение к людям было не очень, но врач едва не выдавил Жоржику глаз, при помощи особого крючка выворачивая его веко наизнанку! Хотя в итоге с диагнозом «годен», или «Ок», попаданец прошел дальше.
Затем отличник боевой и политической подготовки попал в руки целой банды в белых халатах. Георгий, а скорее даже Юрий, привык, что медкомиссия могла закрывать глаза на какие-то вещи там, в 2023-м. А тут наоборот — проверяющие будто не хотели, чтобы товарищ влился в ряды американцев. И опять эти ярлыки. Если у тебя грыжа, ты обозначался буквой «К» и вставал в соответствующую очередь, что-то с сердцем — «Н», если имела место беременность, то «Pg» и так далее. Двуреченский, с его прошлым босяка с Хитровки, в жизни бы таких врачей не прошел, но, очевидно, знал, кому и сколько дать, чтобы не стоять в этой очереди.
Жоржик в целом был поздоровее. Но после лихорадки на пароходе у него заподозрили и «Р» — что-то с легкими, и «G» — что-то с щитовидной железой, и «Ft» — проблемы с ногами. Вдобавок попаданец ничего не знал о том, чем болел до него налетчик Ратманов, и вынужден был много импровизировать, отвечая по-английски на соответствующие вопросы. А едва ли не самыми сложными оказались тест на психическое здоровье и финальное собеседование со все тем же недобрым инспектором, который с первого взгляда отнес приезжего к неблагонадежным.
Собеседование проводилось уже на следующем этаже, в так называемом Большом зале, который напомнил Ратманову аналогичное помещение в Хогвартсе из «Гарри Поттера». Вдобавок оно было разделено на части множеством перегородок, за каждой из которых сидели люди. Отовсюду доносились голоса, непонятная речь на десятках языков с самыми разными акцентами, рыдания тех, кого в «рай» не впустили, и победные возгласы тех, кому повезло.
Не утруждая себя лишними любезностями, инспектор начал спрашивать через переводчика, который выглядел не менее хмуро, чем он сам:
— Как вас зовут?
— Иосиф Берман.
— Вы многоженец? — без какого-либо перехода поинтересовался инспектор.
— Нет! — ответил «Иосиф». — У меня одна жена, и я очень ее люблю!
Всего подобных вопросов было с полсотни. И, по правде говоря, Ратманов не знал, что на многие из них отвечать.
— Вы анархист? — предположил инспектор.
«… времени?» — чуть не дополнил «Берман». Но вслух, конечно, этого не сказал. Зато решил немного поумничать:
— Нет, без власти ни одно общество существовать не смогло бы!
— В таком случае вы выступаете за насильственное свержение только нашего строя?
— Нет, что вы! Я не поддерживаю насилие! И очень ценю вашего президента Джо. Вудро Вильсона!
Инспектор что-то себе пометил и задал следующий вопрос:
— У вас есть связи с террористическими организациями?
Тут попаданца немного переклинило. Если считать всех ландаунутых, которые в 1913 году пошли против своих кураторов из 2023-го. Но он выбросил из головы подобные мысли и ответил в прежнем стиле:
— Нет, я даже не представляю, о ком вы говорите!
— Вы когда-нибудь бывали в тюрьме?
— Бывал. — «эх, и зачем я это сказал?!» — Однажды носил передачу одному знакомому. В России принято помогать людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию, знаете ли.
— Вы больны?
— Хм-м. У меня аллергия на морепродукты. Но в остальном я здоров как бык!
— Вы верите в Бога?
— Конечно! Все мы под ним ходим!
«Господи боже, сделай же так, чтобы этот янки поскорее от меня отстал!» — подумал Георгий и был услышан.
В конце концов инспектор, по-видимому, просто устав задавать вопросы, вытер пот со лба и протянул Жоржу какую-то бумагу. Это было обязательство «веровать в Бога, не быть бандитом на территории Соединенных Штатов Америки, а также не убивать представителей правительства и дипломатов дружественных стран», написанное на плохом дореволюционном русском языке и являясь, по всей видимости, точной калькой