После чего волнение и страх передались практически всем. Толпа придворных, чиновников и генералов напоминала один бурлящий поток, в котором можно было различить самых разных деятелей того времени.
Анна Вырубова в панике искала императрицу и по совместительству свою лучшую подругу. Для чего опустилась вниз и подползла к той фрейлине, что лишилась чувств и будто бы истекала кровью. Но удостоверившись, что это не Александра Федоровна, выдохнула с облегчением, поднялась и побежала искать дальше.
Демонический Распутин водил в воздухе руками, имея какие-то свои дела с нечистой силой. А рядом, с ухмылкой на красивом лице, стоял его будущий убийца Феликс Юсупов, казалось, ему было даже весело наблюдать за этой сценой.
Депутат и будущий премьер-министр Александр Керенский воспользовался моментом, чтобы отломить с фуршетного стола гроздь винограда. А его товарищ Протопопов, будущий последний министр внутренних дел империи, как и в феврале 1917-го, ничего не предпринял для спасения царя.
И только генерал от кавалерии Брусилов обнажил офицерскую саблю, готовый сражаться с неизвестными. Но Ратманов опередил его. Определив по диспозиции императора, откуда стреляли, он заметил за окном раздосадованного Казака.
А дальше — дело техники. Георгий подбежал к окну, распахнул его настежь и, бросив под ноги всего один взгляд, прыгнул вниз. Приземлившись на крышу соседнего дома и не теряя ни секунды, Жора устремился за Казаком дальше. Однако увидел, что атаман не один. Вместе с ним убегали и другие оппоненты Ратманова: Монахов, Геращенков, Кисловский, ныне покойный Хряк, предатель Каллистрат и вездесущий Двуреченский.
«Что за чертовщина?» — мелькнуло в голове Георгия. Он оступился, упал вниз и, почувствовав невыносимую боль, проснулся.
2
Наконец-таки поспать Ратманову удалось только в трактире König (что в переводе с немецкого означает «король») в латышской Либаве. На втором этаже располагались довольно приличные номера, а весь первый занимал огромный обеденный зал.
Снизу Георгию приветственно махал Двуреченский. Причем уже подстриженный и неплохо одетый. Весь стол перед ним был заставлен разнообразной едой. Викентий Саввич как будто компенсировал себе все недостатки предыдущей части пути.
— Ратманов, подь сюды! — позвал он.
— Двуреченский, я тебе не собака.
— Да ладно, что ты. Сон, что ли, плохой приснился?
— Хороший.
— Про Ритку, небось? — хохотнул чиновник.
— Про тебя! И твоих подельников.
— Врешь, не верю я тебе. Ладно, садись. Рассказываю.
И Двуреченский привел ряд любопытных обстоятельств, впрочем, неплохо его характеризующих. Он поведал, что идущий до Америки пароход — а «Царь», разумеется, следовал в США, с заходом по пути только в голландский Роттердам, — отходит уже сегодня! А затем похвастался не так давно выправленными документами. Правда, на имя некоего Ильи Перфильевича Семашко, но со своей — Двуреченского — фотографией.
— Солидно, — Георгий повертел заграничный паспорт в руках. — Илья Семашко. А почему не Гнойный?
Двуреченский немного напрягся. Кажется, ему было неприятно, что Ратманов знал и об этом факте из его биографии.
— Какой я тебе Гнойный? Тот рэп читает[62], не слышал, что ли?
— Я про другого Гнойного, который по Хитровке шарился, а потом к Кошко в сыскное поступил да правой рукой у него стал!
Ведь, строго говоря, Двуреченский Викентий Саввич — личность абсолютно выдуманная, всего каких-то пять лет назад, когда он поступил на полицейскую службу. А до того был Гнойный — спившийся мужик из московских трущоб. По версии агентов СЭПвВ, в которую пришлось поверить даже Кошко, ландаунутым вроде бы не являющемуся, данный товарищ был своего рода русским Эженом Видоком или Ванькой-Каином, то есть бывшим преступником, который решил завязать с криминалом, а благодаря своему прошлому стал замечательным «вороловом».
— Тише ты, мы тут не одни! — заметил Двуреченский. — Короче… У меня загранпаспорт есть, как видишь. А у тебя? Проблема.
Но Ратманов уже устал играть в его игры и, не особо раздумывая, сказал в лоб:
— Нет человека — нет проблемы! Пошли меня обратно в будущее, и не нужен мне будет загранпаспорт. В две тысячи двадцать третьем я предпочту курорты Краснодарского края…
— Да тише ты, говорю ж! — Двуреченский обвел глазами помещение, стараясь разглядеть подозрительные лица, но, кажется, никто не обращал на попаданцев внимания. И продолжил: — Разумеется, я уже тоже позаботился и об этом. Вот!
И он протянул Ратманову еще один паспорт, совсем свеженький, еще новее, чем у себя. Документ был выписан на имя Иосифа Ицковича Бермана.
— Почему Берман? — спросил Ратманов, листая страницы. Хотя ему было все равно.
— Сейчас основной поток пассажиров «Американской линии» — еврейские эмигранты из Российской империи, — пояснил подельник. — Ты у нас будешь Берманом, на американской таможне достаточно будет сказать, как царский режим угнетает вашего брата, и билет в новую жизнь, считай, у тебя в кармане!
— А Семашко? Это украинская фамилия или белорусская?
— При желании тоже сойду за семита, — пробурчал Двуреченский.
— Сойдешь. И где мы поплывем, опять в «вагоне четвертого класса»? — допытывался Георгий.
— Нет, что ты! — продолжая жевать, возмутился Викентий Саввич. — Ты плохо меня знаешь. Все уже устроено по самому первому классу! Каюты на самом верху, с видом на «оушэн», и все остальное тоже «олл инклюзив», как в вашей Турции, — он снова перешел на шепот, чтобы его, не дай бог, не услышали люди из 1913-го.
— И сколько плыть?
— Одиннадцать-двенадцать дней. Но уверяю тебя, ты не соскучишься! Развлечений на «Царе» примерно столько же, сколько на известных тебе лайнерах типа «Принцессы Анастасии». Только все на старинный лад, разумеется, — рассказал он, наливая себе водки из небольшого штофа.
— Ну, как на «Титанике», — пошутил Георгий без тени улыбки на лице.
— Типун тебе на язык! «Титаник» утоп только в прошлом году[63], у всех тут еще в памяти. Не говори о таком вслух вообще нигде!
— Ну хорошо. Все это прекрасно. И тогда последний вопрос. Подкуп пограничников или кого там, чтобы быстро выправили мне паспорт… Подделка документов со сменой имен. Каюты первого класса. Питание и развлечения… — перечислил Георгий. — И наверняка еще какие-то траты, о которых я. Ах да, визы, совсем забыл, еще же визы!..
Двуреченский поморщился, отставил тарелку в сторону и наклонился к подельнику, вплотную приблизив свой длинный нос к его носу:
— Послушайте сюда, молодой человек. Для справки: как таковых виз вплоть до Первой мировой войны в мире и не было. А мы до нее еще не дожили, да и не факт, что вообще доживем. Были проездные документы, заграничные паспорта, которые выдавались на пять лет