Георгий задумался. Разговоры о попаданстве, конечно, лучше пошли бы под мадеру или хотя бы под шампанское. Но была не была:
— Борис Александрович, мой вопрос может показаться вам несколько необычным, но не было ли в роду фон Штемпель каких-либо наследственных заболеваний?
— Ратманов, вы вроде не пили…
— Не пил. И, возможно, не совсем верно выразился.
— Да понятно вы выразились! Тогда каков вопрос, таков и ответ. Нет, не было у нас никаких заболеваний, насколько мне известно, конечно. Только ума не приложу, зачем это вам?
— Видите ли, Борис Александрович. Возможно, мы с вами даже родственники. Моя бабка, когда помирала, сказала, что уже ее бабушка имела отношение к роду баронов Штемпелей, — на ходу выдумал Ратманов.
— Правда? В Курляндии, откуда мои предки, не было крепостного права. Вернее, его отменили еще в самом начале прошлого века[45]. Или ваши не из крестьян? — спохватился барон.
— Из крестьян, из крестьян… — пошел на попятный Георгий, решив, что уже не узнает от Штемпеля того, что хотел. — Значит, что-то напутала на старости лет.
— Ничего страшного, Ратманов. Прискорбно, конечно, что вы так и не откликнулись на мое предложение по переходу в охранное отделение. Но воля ваша. Сочувствую вам, но ничего не могу с этим поделать. И что насчет вас? — неожиданно спросил ротмистр. — О себе я уже рассказал. А как жили вы до службы в сыскном отделении?
Чего-чего, а припоминать воровское прошлое Ратманова хотелось меньше всего.
— Как говаривала моя бабушка… То, что было в прошлом, нужно оставлять в прошлом. И прошу прощения, но мне нужно еще на доклад к Кошко успеть, — соврал Георгий и поспешил откланяться. — Служба не ждет. Прощайте, Борис Александрович!
— Прощайте, Георгий Константинович! И помните, что мое предложение еще в силе.
«Ты либо ничего не знаешь о машине времени, либо никогда не признаешься в подобном даже в приватных разговорах. Вот тебе и здравствуйте, я барон Штемпель.» — напоследок подумал Жоржик.
6
И в самом деле, почему бы не забежать к Кошко, раз все равно находишься рядом? Засвидетельствовать почтение, так сказать. А заодно подтвердить, что назначение Ратманова чиновником для поручений не было ошибкой, он не такой больной, как Двуреченский, и завсегда готов к труду и обороне!
Поднимаясь по ступенькам в сыскное, Георгий почувствовал, как его прошиб пот — последствие болезни. Но назад дороги не было. И вот он стоял на пороге кабинета шефа.
— Ты чего, Ратманов? — удивился тот. — Мы думали, ты дома, отдыхаешь. Да и по лицу видно, что не надо тебе здесь быть.
— Со мной уже все хорошо, — соврал Жора, как назло, осипшим голосом. — А с утра вообще буду как новенький!
— Как знаешь, Ратманов… И раз уж зашел, расскажи-ка мне, как продвигаются наши дела, в особенности, конечно, главное. Мелочевка типа твоих склочных соседей меня больше вообще не интересует!
— Да и меня тоже не особенно. Что до покушения на Его Величество, то, увы, Аркадий Францевич, но исполнители молчат как рыбы. Рядовой казак, непосредственно стрелявший в священную особу, и второй, поднявший винтовку, отказываются давать показания. Ни Штемпель, ни Монахов, ни тем более Адриан Устинов так и не смогли их расколоть и выйти на след заказчика.
Кошко нахмурился:
— А ты? Просто так будем наблюдать за тем, как преступники продолжают разгуливать по улицам Москвы? Это недопустимо!
Ратманов вздохнул, подбирая слова:
— Согласен, Аркадий Францевич. В этой связи хотел бы заметить, что именно благодаря покушению нам удалось присовокупить, так сказать, целую группу мерзавцев, которых очень долго не могли поймать. И теперь, как вы верно выразились, по улицам Москвы уже не разгуливает дюжина уголовных преступников, которых иначе мы бы никогда и не привлекли к ответственности.
Кошко раздумывал: поругать или похвалить за «самоуправство», после чего заключил:
— Да, в этом есть хоть какая-то польза. Но не стоит забывать, что на свободе по-прежнему остаются опасные элементы!
— Да, и этому посвящена вторая часть моего ответа, — Георгий перевел дух и продолжил: — Полагаю, арестованные казаки никак не могли действовать самостоятельно. И участие в организации покушения главного Казака, Скурихина, почти не вызывает сомнений. Однако мы не можем его даже допросить!
— Ты опять?
— Да я даже Дулю не могу допросить, Аркадий Францевич, — признался Ратманов, перейдя на доверительный тон. — Как вы знаете, мы с Дормидонтом Лакомкиным полгода служили вместе в охранении Романовских торжеств. Но он же тоже человек Казака и тоже был на месте преступления. Я без вашей санкции к нему даже и не подойду…
Кошко скрестил руки на груди и насупился:
— Позволю тебе напомнить, Ратманов, если ты забыл, что и ты не так давно «служил» под началом Матвея Иваныча, а также преступного «ивана» Хряка и был подельником Лодыги, которого вы «присовокупили» — Только сейчас ты герой, а эти в «Бутырке» — Прости за откровенность, конечно — Да, ты можешь напомнить мне примеры Видока[46] или Ваньки-Каина[47] и тоже будешь прав — Но моя правда в том, что без доказательств в двести процентов по отношению к уважаемому Матвею Ивановичу Скурихину можешь даже о нем не заикаться! И Лакомкина тоже не трожь. Дуля и в нашем деле незаменимый работник, не только в вашем… Ежели требуется кого-то подуспокоить, один этот гигант четверых других моих людей стоит. Не прощу тебе, если заберешь его обратно!
— Честь имею!
7
Болезнь, как и следовало ожидать, Жоржик перенес на ногах. И на следующий день, управившись с мелкими поручениями, решил кое-куда прокатиться, свистнув извозчика и приказав тому править на север. По пути Георгий Ратманов, а скорее, конечно, Юра Бурлак в его голове, вспоминал известный фильм «Место встречи изменить нельзя». А именно — эпизод с мелким бандитом по кличке Кирпич. Когда доблестной советской милиции не удалось найти доказательств его вины, капитан уголовного розыска Жеглов в блистательном исполнении Высоцкого подбросил вору чужой кошелек. Вот и сейчас Жора чувствовал себя Жегловым, а не