— Тебя забыл спросить, Каллистрат! — рассердился Ратманов, а Бурлак в его голове припомнил: — Будучи полицейским, я всю жизнь любые болячки на ногах переносил, ни разу больничный сам не брал. И только когда аппендицит вырезали, и то я тогда был в обмороке, начальство и дало мне какие-то отгулы, но без моего ведома!
— Бывает, ваше вашество, — чему-то усмехнулся Каллистрат. — Только я тоже работал на полицию и уже сообщил кому следует, что сегодня вас лучше поберечь и оставить дома.
— Ах ты ж! — рассердился Георгий, но быстро отошел. — Прошу тебя, не делай так никогда больше. Я не люблю, когда кто-то решает что-то за моей спиной. А что с Двуреченским? — резко сменил тему Жора. — Его дворник мог видеть наши следы и вычислить нас по ним?
— Будьте покойны, вчерашняя буря смыла все следы. Как бы дом самого Двуреченского не смыло!
— А ты все шутишь, — вслух проговорил Георгий, притом что в голове его бурлили совсем другие мысли…
Уже некоторое время он не знал, как поступить со своим слугой. Порывался признаться «верному Каллистрату», что тот служит попаданцу, гостю из будущего, пришельцу из 2023-го, но всякий раз останавливался. С одной стороны, давно пора сказать — кто ему сейчас ближе, чем этот Каллистрат? С другой — Георгий почти ничего не знал о своем слуге, кроме того, что у него где-то есть жена и дети. Но где они? И есть ли вообще? Ратманов ни разу в глаза никого из них не видел!
«Так сказать или не сказать?» — мучился он, глядя в потолок.
— Что это вы там буровите? — за спиной раздался голос слуги.
— А ты чего здесь? — осерчал хозяин. — Иди-ка ты, куда шел, Каллистрат, ты меня напугал.
Короче говоря, решил промолчать. Но воспоминания о попадании в начало XX века вернулись с новой силой. Давно он не перебирал их в памяти, стараясь лишний раз не бередить душу и занять себя какими-то более практическими вещами в прошлом. Но вот ведь как — выдается лишний выходной день, и ты уже начинаешь без конца прокручивать в голове то, без чего нормально жил до этого.
А что, собственно, он успел забыть? Вот был бы здесь Викентий Саввич Двуреченский, тот, прежний, его подельник и наставник, который и рассказал ему все. Пусть не все, но все, что теперь знает Ратманов-Бурлак о работе пресловутой машины времени. Он бы дал жару!
А так — вкратце самая суть. На Земле проживают миллиарды людей, но среди них есть представители тридцати восьми родов, именно родов, а не семей, разбросанных по самым разным странам, и вот эти люди страдают от особого генетического заболевания, которое передается исключительно по женской линии, но мужским потомкам. Что-то навроде гемофилии. Называется оно — ландаутизм, по фамилии знаменитого ученого, советского академика Льва Давидовича Ландау. Именно он первым подробно описал эту «хворь». А сам, будучи ландаунутым, изобрел и главный ненасильственный способ перемещений во времени. Однако враги не дали ему закончить эту работу. И в результате сегодня все пользуются в основном насильственными методами, причем перемещения именно сознания, а не тела — его передвигать из эпохи в эпоху пока еще не научились…
— Калистрат, ты все еще здесь?
— Да, ваше вашество…
— Шел бы ты заниматься своими делами, мешаешь мне думать.
И когда из коридора послышались шаркающие звуки, Георгий продолжил соображать.
Первый способ — если можно так выразиться, самый насильственный. Это когда пуля в голову или другой метод убийства — и после смерти ландаунутый оказывается в чужом теле и времени. Говорят, он самый действенный, то есть лучше всего привязывает к новым жизненным координатам. При этом гарантии, что ты тупо не помрешь, никто не дает, и сколько у тебя таких перерождений в запасе — девять, как у кошки, или меньше, — Ратманову было неведомо.
Второй способ — условно ненасильственный, основан на особом длинном числовом коде, разработанном Ландау. Проговаривая его про себя, словно мантру или как будто под самогипнозом, можно настроить мозг на перемещение в другое время и другое тело. Однако этот метод не менее опасен, чем предыдущий, так как Ландау не успел довести свои эксперименты до конца, а те, кто дописывал код за ним, были намного менее талантливыми «программистами». Возможны эксцессы…
Третий способ — «инъекция Геращенкова», специальный химический состав, разработанный секретным сто четырнадцатым отделом Первого главного управления ФСБ и Службой эвакуации пропавших во времени при нем. Укол позволил переместиться во времени в том числе и самому Ратманову, вернее оперу из 2023 года Юре Бурлаку, в нынешнее тело. Состав инъекции известен только ФСБ и СЭПвВ. А значит, без помощи этих товарищей Жоре не стать Юрой, возможно, уже никогда. И вот незадача, единственным известным Георгию агентом СЭПвВ в Москве 1913 года до сих пор оставался Викентий Саввич Двуреченский. Тот прямо так и говорил, подтверждая свои полномочия во время их первой встречи. Но уже в ходе второго пришествия попаданца в тело Ратманова все отрицал: никакой он не агент и о будущем ни черта не знает! А сейчас до кучи Двуреченский еще и запил. Хотя запить впору было самому Ратманову.
— Каллистрат! — позвал он громко. А слуга, кажется, был совсем недалеко и все это время «грел уши» рядом со спальней своего патрона.
— Да, ваше вашество?
— Наше нашество, — передразнил его Георгий, — хочет одеваться. Где моя уличная одежда, сухая, разумеется. Я бы и сам оделся, но просто не знаю, куда ты ее задевал.
— А зачем вам верхняя одежда-то?
— Много будешь знать, состаришься!
— Так уже…
— Уже не уже, но я выйду в город. Надо подышать. Обдумать кое-что. И да, чувствую я себя уже лучше, — после этих слов Жора чуть не упал с кровати.
Но хитро улыбнулся, сделав вид, что случайно оступился. Наплевал на легкое головокружение. И сделал Каллистрату «втык» за то, что мешался под ногами.
— Каллистрат, отстань! Я и сам способен застегнуть себе сапоги!
— Ладно-ладно.
— Так-то лучше!
5
Была еще одна таинственная фигура — помощника начальника Московского охранного отделения, ротмистра, да к тому же барона Бориса Александровича фон Штемпеля. Про его отношение к перемещениям во времени ничего известно не было, как и заслуживающих доверия данных о том, что он ландаутист. Однако прежний Двуреченский, когда пребывал еще в твердом уме и ясной памяти, сказывал попаданцу, что когда-нибудь он, Георгий Ратманов, а вернее даже