Вот вроде сделал доброе дело, а тошно почему-то было. «Так ты хочешь быть хорошим, чтобы все тебя любили? — напряженно думал я. — А не наплевать ли на всех остальных? Разве ты кому-то из них нужен? Кто-то за тебя вот так впряжется?» Иногда мне кажется, что я никого не люблю. И себя в первую очередь.
14
Раздав все, что привез, родным и знакомым, я возвращался в Воронеж. Со мной в автобусе все так же ехали одни женщины, старики и раненый военный. Так же в ногу, как и тот, с которым я ехал в Донбасс. Он так же хотел снова в бой после того, как подлечится.
Таможенник на границе спросил:
— В боевых действиях участвовали?
— Нет.
Почему-то назад дорога всегда быстрее. Снова за окном была моя любимая картина: темные поля, слабо освещенные спящие деревни и города, одинокие машины и большегрузы. В наушниках — любимая музыка.
Я чувствовал, что впереди тяжелые времена. И нам придется в них жить и умирать, но главное не в этом, а в том, что мы должны эти темные времена завершить. Чтобы наши потомки на собственном опыте не ощутили того, что выпало нам. Чтобы знали о войне только по книжкам. Но это только мечты… Видимо, таков путь человека.
Рано утром я открыл двери квартиры. Аня еще спала, но из-за шума проснулась. Приоткрыла один глаз и улыбнулась. Я упал в ее объятия.
— Я так скучала.
— И я. Прости меня за все.
Я был переполнен нежностью к жене, не хотел выпускать ее из рук.
— Я так много приятных слов хочу тебе сказать, но они все растерялись. Спасибо тебе за все, Аня. Я только твой, никогда тебе не изменял и надеюсь, что такого не будет. Извини еще раз за все.
— Ничего, мой хороший. Не переживай. Постричь тебя надо. Седины добавилось.
А через некоторое время мы встретились с Милой. Я смотрел на нее, симпатичную, весеннюю, легкую, и понимал, что мой запал к ней остыл. Нет, не угас окончательно, я все так же восхищался и дорожил ею. Но… больше не хотел…
Дома ждала та, которая была со мной все эти непростые годы. Та, к которой запал до сих пор не остыл.
Кто поведет нас
Этот день поменял историю страны и мира. От него многие начали вести отчет. Для некоторых он стал как крест для нечисти, для других — долгожданным событием, ознаменовавшим неотвратимое возмездие за все причиненные страдания и беды. Этот день разъединил многих, даже тех, кто раньше был близок.
Бои шли уже более семи месяцев. Российские войска, успешно наступая и маневрируя, используя эффект неожиданности в первые недели спецоперации, освободили от украинских боевиков огромные территории. На других участках фронта они сражались с противниками за каждый метр земли, день за днем штурмуя укрепления и пытаясь добиться хотя бы минимального успеха. Но враг защищался яростно, с ненавистью.
Из новостных лент и телевизионных сюжетов эта тема не пропадала. Мир на пороге новой большой войны. Объединенный Запад снова решил покуситься на огромную страну. Эта страна, наша страна, все никак не могла оправиться от военных потрясений, а они сыпались на нее как из рога изобилия. Из черного проклятого рога.
* * *
Мужчина, встав с колен, нетвердой походкой направился к девушке в голубых одеяниях, стоявшей возле машины скорой помощи. Она обрабатывала рану на голове у еще одного пьяницы, смирно сидевшего в открытом дверном проеме автомобиля. Первый, шатающийся, выкрикнул в ее адрес что-то нечленораздельное, но явно агрессивное, его движения стали стремительными, хотя и все еще неловкими. Молодая врач обернулась, ее глаза округлились в испуге — она увидела занесенный для удара кулак.
Виталик Макаров, водитель скорой помощи, резко подскочил сбоку и, схватив пьяницу за шею твердой рукой, аккуратно, чтобы не ушибить, повалил его на землю.
— Я тебе сейчас помашу кулаками! — нависая над ним, грозно произнес Макаров.
Тот понял, что совладать с такой силой не может. Он безвольно лежал и даже не пытался трепыхаться. Когда Виталик отпустил его, покорно отполз к забору, возле которого сидела его подруга-бомжиха. Она, видимо, отпустила шутку в его адрес, лицо ее расплылось в довольно пугающей беззубой улыбке. В ответ разгневанный мужик толкнул ее, после чего отвернулся и бессмысленным взглядом уставился на пешеходную улицу с высокими тополями.
— Спасибо большое, Виталик, — поблагодарила на обратном пути на станцию скорой помощи Виолетта.
— Да не за что.
— И часто такое бывает?
— Я бы не сказал, что часто. Но иногда. На улице еще нормально. Хуже, когда в квартиру приходишь, а там неадекваты вот такие. Пространство замкнутое, более опасно. Но я же по квартирам не хожу, я в машине обычно жду.
— Ну вот. Теперь мне будет страшно.
— Не бойся. В основном ездим на вызовы к бабушкам и дедушкам.
— Все равно. Может, ты бы со мной ходил?
— Как телохранитель? Мои услуги тебе дорого обойдутся, — пошутил он.
Она рассмеялась, пожалуй, громче, чем стоило. Виталику и раньше казалось, что она его выделяет среди остальных коллег, но он упорно старался этого не замечать. Дома ждала жена и двое детей. Любимая жена. И по-другому Макаров себя вести не мог. Виолетта томно вздыхала, каждый раз все больше теряя надежду на их счастливое совместное будущее.
Один из самых лучших моментов для него — приходить домой после смены, видеть супругу, соскучившуюся за столь короткий период, детей, не отлипавших от него со своими расспросами.
Так было и в этот раз. После непродолжительной беседы, тем не менее необходимой каждому из них, Инна то ли с гордостью, то ли с иронией говорила:
— Так, все, дети. Папе пора идти писать свои книги. Он же у нас надежда русской литературы.
— Воронежской?! — неуверенно поправлял Виталий.
— Русской, — с нажимом настаивала жена.
— Я боюсь не оправдать твоих ожиданий, — веселясь, замечал он.
— Уж лучше быть женой популярного русского писателя, чем женой водителя скорой помощи. Поэтому иди и пиши свои книги, — парировала Инна.
— Чем тебе водители скорых помощей не угодили? — смеялся Виталик.
— Иди уже!
Макарову нечем было крыть. Он покорно шел в спальню, служившую одновременно и кабинетом, включал ноутбук и открывал файл с недописанным романом о Гражданской войне. Настроившись на рабочий лад и выбросив все ненужные мысли из головы, Виталий сосредотачивался, вспоминая, что дальше у него идет по сюжету, и стучал пальцами по клавиатуре. Так могло продолжаться весь день,