Ничего не говоря в редакции, я выхожу и направляюсь в больницу, там у меня работает знакомая. Нахожу ее, говорю, что плохо себя чувствую. Она меряет мне давление и пульс. Дает таблетки. Я благодарю ее и на автопилоте ухожу. В магазине покупаю поесть. В редакции меня не хватились. Обедаю. Через полчаса-час прихожу в норму.
Битвы не проходят бесследно, тяжелая алая трещина остается на теле человека или в его душе. В первой половине дня второго июня я стал свидетелем самого настоящего боя. Для многих — это черта, за которой нет возврата назад. Не только для тех, кто с автоматом в руках за что-то боролся. Утро черного дня изменило меня. Изменилось мое мировосприятие. Я не сразу осознал это, а гораздо позже.
Во второй половине проклятого черного дня я узрел зло и смерть.
* * *
Про погоду в тот день я уже говорил: теплое солнце быстро сменялось тучками и летним дождем. Облака плыли по небу, заволакивали его, закрывая свет. Однако после утреннего дождика осадков не было. После обеда небосвод снова стал темнеть, и мне показалось, что снова польет.
Поэтому я не удивился, услышав гром. Ну, значит, точно будет дождь.
Я не помню сирен, а к гулу истребителей луганчане уже привыкли к тому времени.
Через минуту стало известно, что по Луганску нанесен авиационный удар. По предварительной информации, снаряды упали на здание СБУ. Еще через мгновение сообщили, что удар пришелся по Луганской областной государственной администрации.
Я не верил в это. Просто гром, мать твою, гроза! Но не гром поразил город, а библейские всадники — жнецы человеческих жизней и душ.
Вышел из редакции к проезжей части, которая вела в сторону центра. Попытался что-то разглядеть, но дыма не заметил. Когда вернулся назад, то шеф и водитель уже собрались выезжать к месту событий и ждали меня. Мы направились в центр города, чтобы узнать точную информацию о случившемся.
* * *
Лена тогда работала в строительной фирме. Офис компании находился в известном супермаркете «Россия» в центре Луганска, рядом с гостиницей. Из окон ее кабинета можно было увидеть только часть парка напротив здания СБУ. Сочные свежие зеленые кроны радовали глаз, но не давали рассмотреть ни улицу Советскую, ни само бывшее здание спецслужбы, которое сейчас занимали ополченцы.
Она слышала, как летал истребитель, но грохот от взрыва, неведомый мирным городам, застал ее врасплох. Лена сразу написала мне, я ответил: «Бомбят, езжай домой или лучше оставайся на месте, сиди тихо». Она спустилась в супермаркет на первый этаж. Время было послеполуденное, большинство людей в это время находились на работе, поэтому покупателей было немного. Сотрудники магазина, видимо, уже получившие приказ о досрочном прекращении трудового дня, с показным спокойствием закрывали отделы и просили клиентов покинуть здание. Никакой паники либо суеты, но в воздухе ощущалось сгустившееся напряжение, все старались закончить дела и выбраться на улицу побыстрее.
Девушка вернулась в офис, собрала вещи и ушла с работы. Руководство настаивало на этом. Отпустили всех, потому что ситуация была чрезвычайно опасная.
На улице потоки людей спешили в разные стороны: одни к обладминистрации, другие — подальше от нее. Машины и автобусы скопились у перекрестка центральных улиц, милиция уже прибыла и не пропускала транспорт на Советскую, направляя потоки движения по соседним улицам. Лена зашла в подземный переход, в котором также закрывались все отделы, заглянула в магазинчик.
— Что все бегут? Грохот какой-то наверху. ДТП, что ли? — спросила молоденькая продавщица.
— Если бы, — тяжело вздохнула Лена. — Самолет бомбил администрацию. Сейчас всех эвакуируют.
У девушки за прилавком отвисла челюсть.
Тяжелое чувство опасности и напряженности, депрессии и предчувствия чего-то плохого давно уже червячком точило сознание Лены. Наш привычный мир стал другим, но совсем не изменился в глобальном плане. Начнется иная жизнь, неопределенная и сложная, как раньше уже не будет.
* * *
Машина припарковалась возле бывшего обкома партии. Народ шнырял вокруг, многие спешили к администрации, чтобы своими глазами увидеть все. Мы вышли из авто и устремились вперед вместе с людским потоком. Я начал кашлять, потому что у меня болело горло — и едкий дым впереди я начал чувствовать раньше остальных.
Нехорошее, крайне скверное предчувствие я ощутил до того, как моим глазам открылась ужасающая картина. Мне за глаза хватило боя на пограничном управлении. Авиаудар казался плохой шуткой каких-то высших сил, чересчур много плохих событий для одного дня.
Вокруг здания луганского парламента было много дыма, ведь бомбардировка произошла всего минут пятнадцать назад. Стояли красные пожарные машины и скорые. Деревья сквера странно ободраны, на дороге валяются большие ветки, маленькие кустики стоят полностью без листвы с одной стороны. На третьем этаже здания зияет в выбитом окне огромная дыра, показавшаяся мне черной и засасывающей. Лестница одной из пожарных машин ведет к этой дыре, пожарный держит рукав и щедро заливает раствором края стены и кабинет внутри. Черный дым валит оттуда. Стены испещрены следами осколков, стали щербатыми и некрасивыми. Стекла выбиты и напоминают острые клыки раскрытых ртов.
У одного из входов находились погибающие люди…
Я отделяюсь от нашей группы и начинаю ходить по скверу, фотографировать ямы от упавшей, как потом выяснилось, кассетной бомбы, ободранные деревья, не принимавшие вообще ничью сторону и не имеющие отношения к конфликту — и тем не менее также страдающие. Ополчение оцепило парк, в котором несколько сотен человеческих глаз, не верящих увиденной картине.
Факт в том, что был дан приказ бомбить центр города, невзирая на последствия. В сквере располагается детская площадка, и только чудом там никого не оказалось и не пострадали ни дети, ни их родители. И чего они добились этим? Если это было покушение на Болотова, то цели своей пилоты не достигли, а только разожгли ненависть жителей города к новой киевской власти.
Ополченцы выдавливали всех зевак из парка, потому что в землю зарылись снаряды и могли сдетонировать в любой момент. Тогда жертвы исчислялись бы сотнями. Отойдя к домам напротив администрации, я набрал моего друга Костика. Он оказался недалеко и пообещал подойти. После встречи мы укрылись