Император Ромул построил неприступную стену, которую охраняли лучшие сыны Рима. Конечно же, стена была неприступной лишь в газетных статьях, на самом деле, через неё постоянно просачивались твари. Приходилось затыкать рты журналистам, ведь любое неловкое слово могло вселить ужас в сердцах людей. Началась бы паника, а там и до гражданской войны недалеко.
Куда проще отправить в могилу пару трепачей, чем тушить пожары по всей Империи. Сегодня в Падуе был отличный денёк. Твари обходили стены стороной. Даже гарпии парили в глубине аномальной зоны, не приближаясь к городу.
Тем не менее, дозорные добросовестно несли службу. Бойцы всматривались в темноту, разрезая её прожекторами. Зенитные установки смотрели в небо, а пулемётчики были готовы в любое мгновение превратить в фарш наземные цели.
На стене рядом с центральными воротами стояли два гвардейца. Одному около сорока, второму же едва исполнилось двадцать. Они курили, неспешно ведя беседу.
— Луций, а ты жениться-то собираешься? — спросил седовласый гвардеец.
— Марк, что вы такое говорите? Жениться? Я что, похож на сумасшедшего? — спросил юнец, сделав затяжку.
— А что тут такого? Семейное счастье делает из мальчика настоящего мужа. Приходишь домой, а там тебя ждёт любимая женщина, вкусная еда и согретая постель.
— Ага. А потом этот муж идёт на работу и жалуется сослуживцам, как его достала эта самая жена, — усмехнулся парнишка.
— Много ты понимаешь, — хмыкнул седовласый и щелчком отправил бычок за стену.
— А я, знаешь, хотел бы… — Парнишка вскрикнул и сорвал фонарик с пояса. — Ай! Что за хрень⁈ Муравьи, что ли?
Яркий луч света прорезал темноту и осветил сапоги парня. Кирза сапог превратилась в решето, изъеденное мелкими алыми червями.
— Фу! Мерзость! — брезгливо выкрикнул молодой.
— Снимай быстрее! — гаркнул седовласый и стал светить своим фонариком на ноги парня.
В ужасе молодой гвардеец стянул с себя сапоги и закатал штанины. Кожа на ногах бугрилась, а из крошечных отверстий сочилась кровь.
— Что это⁈ Вытащи эту гадость из меня! — заголосил парень, срывая голос.
Седовласый опешил, не зная чем помочь. Если бы он владел магией, то попробовал бы прижечь раны или заморозить их, а так, оставалось лишь смотреть, не зная чем помочь бедному парнишке.
— Я… Я… Я сейчас позову лекаря! — выкрикнул седой и собирался рвануть в сторону лазарета, но услышал спокойный голос парня.
— Лекаря? Не стоит. Я в полном порядке.
— Но у тебя ведь… — начал было старый, посветив фонариком в лицо товарища, и осёкся на полуслове.
Он заметил, как в глазном яблоке парня проплыли два алых червя. Отвращение и страх заставили седого потянуться к пистолету, висящему на поясе, но было уже поздно. Парнишка рванул вперёд и ударил старика в кадык. Захрипев, тот схватился за горло, понимая, что жизнь вот-вот оборвётся. Молодой же расплылся в широкой улыбке.
Парень сдавил виски старика и притянул его к себе. Кожа на руках молодого гвардейца стала бугриться, а через мгновение лопнула. Из ран показались десятки червей, устремившихся к лицу старика. Он даже не смог вскрикнуть. Через пару мгновений страх прошел. Седой распрямился в полный рост и, улыбаясь, посмотрел на молодого.
— Да здравствует Король Червей, — в унисон сказали они и направились к посту КПП.
В сотне метров от ворот на снегу сидел старший сын барона Архарова. Александр Константинович. Точнее, он когда-то давно был сыном барона. Сейчас же в теле Александра пульсировала мощь, недостижимая для обычного абсолюта. Он смотрел на ворота Падуи и тихонько напевал себе под нос:
— Король Червей стучится в дверь,
Так открывай её скорей,
Король Червей придёт в ваш дом,
Даёшь дебош, даёшь погром!
Я погружу ваш мир во тьму,
Всем страх и ужас принесу!
Ещё есть пики, бубны, крести,
Нам вчетвером жить интересней,
А ваши жизни — лишь труха,
Мы вырвем ваши потроха…
На устах Александра сверкала счастливая улыбка, пока его отвратительная армия пожирала защитников Падуи, обращая их в безвольных рабов.
* * *
Нежный голос Ут ласкал слух, заставляя меня улыбаться. Наконец-то многоголосый адский хор затих, и я слышу только мою верную помощницу и шум дождя.
'Образец содержит следующие доминанты:
Ультразвуковой вопль, способен разрушить внутренние органы жертв'.
Чертовски страшная доминанта. Её разрушительное действие я до сих пор ощущаю на своей шкуре. Болит всё тело, как будто по мне катком проехали.
«Контроль звуковых волн, меняет тембр голоса, что позволяет ввести в заблуждение противника».
Весьма неплохо, но всё же я бы предпочёл «Ультразвуковой вопль».
«Гипнотический вой, вводит жертву в состояние транса».
Опасная штука. Если бы не «Сопротивление ментальному воздействию», я бы уже был мёртв.
«Эхо смерти, ваш голос способен призвать тех, кто ушёл в мир иной».
Ого! Может, это и не полноценная некромантия, но очень близко к этому. Представьте, как просто мне будет возродить род Архаровых, если я смогу призывать бесплотных банши? Бесконечные орды вопящих старух! Дом престарелых на воздушной подушке! Хе-хе! С таким войском не справятся даже багровые гвардейцы Императора.
«Звуковая аура, приближение к носителю доминанты вызывает сильную боль».
Хммм… Так вот, почему мне было больно даже когда та тварь молчала?
«Многоголосый хор, носитель доминанты способен своим голосом создать невероятную какофонию, используя различные тембры».
Эта доминанта куда интереснее, чем описано. Тварь не просто орала, она знала, как меня зовут, знала голоса людей, которых я встречал на своём пути. Такое ощущение, что эта доминанта позволяет создать звуковую волну, которая самостоятельно найдёт наиболее болезненные для противника слова и воспоминания.
«Звуковое давление, создаёт вакуумные взрыв».
А вот эту способность я на себе не успел опробовать. Возможно, тварь ею собиралась меня добить, но не успела.
— Ут. Поглотить доминанту, — хриплым голосом я отдал приказ и скорчился от жуткой боли.
От страданий меня отвлёк мокрый нос, ткнувшийся в мою щеку.
— Живой? — спросил Лавуазье.
— Фу. Дыши в другую сторону. У тебя из пасти воняет, — скривился я от гнилостной вони, проникшей в ноздри.
— Хамло, — буркнул Хрюн и громко плюхнулся на брюхо рядом со мной.
В следующую секунду наши животы синхронно заурчали, а мы засмеялись.
— Спасибо, что помог, — сказал я, пытаясь вытащить из хранилища какие-нибудь припасы. Но это не удавалось сделать. Боль сбивала концентрацию.
—