– Пойдем, – аккуратно взял ее за плечо Влад, увлекая к двери. – Дальше Антон справится.
– Нет, – донесся до них голос Леона.
Оба вернулись обратно.
– Мы можем еще чем-то помочь? – спросил Влад.
Леон моргнул в знак согласия. Он все еще выглядел бледным, с испариной на лбу, но дышал теперь уже чуть легче, чем в машине.
– Тьмы слишком много, – произнес он. – Она вернется. Я уже не причиню вреда, но… на какое-то время выйду из строя. Нужна Анжела.
– Я могу, – вклинилась Алиса.
Ты снова пойдешь на это?
Сейчас Алиса не хотела слушать внутренний голос, не хотела отвечать на вопрос, зачем ей это.
Леон едва заметно мотнул головой.
– Анжела.
– Но я уже здесь.
– Ты нужна. Тебе нельзя выпадать… на сутки. Или даже на ночь.
Что ж, в этом была практичная логика. Он отдаст тьму Анжеле, а не ей, потому что та, что заберет тьму, проваляется в беспамятстве следующие сутки. А Алиса слишком важна для расследования.
– Я позвоню Анжеле, – заверил Влад, все же увлекая Алису за собой к выходу.
***
Алиса давно уже не чувствовала себя такой уставшей. Она стояла под горячими струями душа, смывала с себя кровь, землю и птичьи перья и не могла даже поднять руки, чтобы взять мочалку. Просто позволяла воде стекать по коже, унося в слив всю грязь, которую она могла захватить.
Жаль, нельзя так же с мыслями.
Сейчас, наедине с самой собой, Алиса могла наконец признаться, что Леон ей важнее всех тех незнакомых людей, которые еще могут пострадать. Что видеть его в таком состоянии ей больно до невозможности дышать.
Прав был отец Димитрий. Злость немного улеглась, и теперь Алиса понимала, что чувства к Леону не прошли. Невозможно разлюбить за одну ночь. Можно злиться, можно ненавидеть за обман, но при этом продолжать любить. Особенно когда замечаешь мимолетные признаки, что ему тоже не все равно. Опасно, так опасно верить, но не верить не хватает сил…
Огромным усилием воли заставив себя все же взять с полки флакон с гелем для душа, Алиса тщательно вымылась, замоталась в большое пушистое полотенце и упала на кровать. Очень хотелось есть, но сил встать совсем не было. Однако желудок урчал так громко, что Алисе едва ли удастся заснуть. Она не Леон, ей все еще нужно что-то есть. Хотя отражение в зеркале давало понять, что до вида Леона ей осталось недолго. Глаза запали, скулы обострились, даже волосы будто потускнели. И так не была красавицей, а сейчас и вовсе похожа на пацана с района. Рассмотрев собственное лицо с разных ракурсов, Алиса впервые задумалась о том, что было бы неплохо заиметь, может, какой карандаш для глаз или хотя бы тушь.
Бред, еще глаза себе выколешь.
Натянув джинсы и футболку, Алиса прямо босиком вышла из спальни. В Волчьем логове, как в американских фильмах, было принято ходить до дому в обуви, но Алиса не могла представить, что ей придется втискивать распухшие ноги в кроссовки. Время уже перевалило за полночь, наверняка все спят. Никто не увидит ее голых лодыжек. А даже если б и увидели, лодыжки – не грудь, их и обнажить можно.
Прохладный пол приятно холодил босые ступни и словно даже придавал немного сил. Стараясь ступать как можно тише, Алиса добралась до кухни, открыла холодильник. Тот опять был забит едой, и желудок издал совсем уж неприлично громкий призыв о помощи. Алиса загремела тарелками, и на этот звук на кухню пришла Тамара Ильинична. Ее спальня находилась неподалеку, и она, видимо, еще не успела уснуть. На ней была длинная ночная рубашка, поверх которой кухарка накинула теплый халат, и пушистые тапочки. Длинные седые волосы, которые днем Тамара Ильинична обычно прятала в гульку или косу, сейчас свободной волной спадали на спину. Честное слово, в ее руке не хватало лишь свечи на тарелочке, чтобы она напомнила героиню какого-нибудь старого фильма.
– Алиса? – удивилась она. – Проголодалась?
Алиса кивнула.
– Сейчас я тебе разогрею жаркое с картошкой.
– Не стоит беспокоиться, Тамара Ильинична, я справлюсь сама, – заверила Алиса, но кухарка уже оттеснила ее от холодильника, принялась доставать из него блюда и контейнеры.
– Садись за стол, – велела она. – Знаю, что устали вы все. Заботиться о вас – моя работа.
Алиса не стала спорить, она на самом деле чувствовала себя препаршиво. Мелькнула мысль, что, если бы этой ночью тьму забирала она, а не Анжела, то вполне могла бы и не дожить до утра. Сил на восстановление просто не хватило бы.
Тамара Ильинична принялась разогревать жаркое в микроволновке, выкладывать на тарелку салат и быстро сооружать маленькие бутерброды. Желудок снова сдал Алису с потрохами, поэтому она не стала изображать из себя воспитанную девицу, набросилась на бутерброды, пока жаркое еще крутилось за прозрачной дверцей. Микроволновка издала короткий писк. Тамара Ильинична выложила мясо и картошку на большую тарелку, принесла вилку и нож в салфетке, но после этого не ушла: налила себе чаю в фарфоровую чашку и села напротив Алисы.
– Тяжелые деньки выдались, – вздохнула она.
Алиса знала, что домашних не посвящали в то, чем конкретно сейчас занят Леон, но глаза и уши у всех есть, наверняка они знают если не все, то многое.
– Очевидно, их осталось уже не так много, – заметила Алиса.
Тамара Ильинична заметно помрачнела.
– Что вы будете делать, когда все закончится? – спросила Алиса. Она предпочла бы поесть молча, но не хотела обижать равнодушием женщину, которая всегда была добра к ней.
– Не знаю, – призналась Тамара Ильинична. – У меня никогда не было запасного плана. Думала, буду работать на Леона еще много лет. И даже когда по дому поползли слухи, что он чувствует себя плохо, когда Анжела к нам зачастила, я все равно не хотела думать о каком-то там конце. Леон еще слишком молод, чтобы я размышляла о том, чем буду заниматься без него. Не знаю, – она снова вздохнула. – Может, открою небольшую булочную. Леон при увольнении перевел мне значительную сумму. Если жить экономно, хватит на несколько лет. Я ведь уже и на пенсию могу рассчитывать, так что и вовсе о будущем могла бы не думать. Но мне