– Это Батогова джигит, – объяснил Хмуров в ответ на вопросительный взгляд Марфы Васильевны.
Джигит пристально смотрел на русскую женщину, улыбка его росла все шире и шире.
– Эх! хорош марджа[4]якши11 ой! ой! – бормотал наивный узбек.
– Вот и этот тоже, – произнесла Марфа Васильевна и расхохоталась.
Перлович встал и отвел джигита в сторону. Он несколько минут говорил с ним вполголоса и закончил словами:
– Завтра утром… так и скажи… завтра.
После этого джигит пошел к воротам, оглянувшись раза два на Марфу Васильевну.
Весь запыхавшись, бежал с салфеткой в руке один из буфетных прислужников. Из боковой аллеи выскочил другой, тоже в взволнованном виде, с разорванною полою фрака:
– Поймал?!
– Пойди, поймай… Я к воротам, а они – через забор.
– Тоже чиновники прозываются… эх!..
– Много напили?
– На три с четвертью… Ах, Господи! Народу много – прислуги мало: нешто за всеми углядишь!
– Где углядеть! Слышь! Федор Иванович кличет.
– Однако мне пора и домой, – сказал Хмуров, поднимаясь со стула. – То же ведь хозяйственные распоряжения надо сделать.
– Ну, что же, поезжайте, мы еще посидим. Перлович, вы не откажетесь быть моим кавалером?
– О, конечно, мне будет это очень приятно… Я вполне… я… – бормотал Перлович.
Он совершенно растерялся. С той минуты, когда он поговорил с джигитом Батогова, даже раньше, когда Марфа Васильевна заметила кого-то в конце аллеи, он был совершенно не в своей тарелке.
– Что с вами? – спросила она своего нового кавалера.
Хмуров уже уехал, и они остались вдвоем.
– Мне что-то нездоровится…
– Вздор, вы просто смущены.
– Вот еще!
– Вы получили нехорошие вести… этот джигит…
– Марфа Васильевна, что вас так занимают мои дела? Ну, пожар, разоренье, караваны мои ограбили, дачу сожгли – Господи Боже мой! Да вам-то что до этого?
Видно было, что Перлович был очень раздражен, когда произносил эту тираду.
– Ну, довольно, довольно, положим, что ничего подобного не случилось, но, во всяком случае, волноваться нечего. Пойдемте, в этой беседке страшно накурено и вином пахнет. Пройдемтесь но дорожкам. Э, да никак все почти разъехались?
Они встали и пошли к павильону для танцев, где уже никого не было и музыканты убирали пюпитры.
Несколько раз они прошлись по саду.
– Вот мой Бельчик, – указала Марфа Васильевна на белую голову лошади, видневшуюся сквозь решетку.
Она начала откалывать шлейф и нечаянно уронила хлыст. Когда Перлович поднял его и подавал Марфе Васильевне, то заметил, что она пристально всматривается в кого-то. Ему показалось сначала, что на него, но потом он увидел, что взгляд этот устремлен на того, кто находился сзади Перловича, по одному с ним направлению. Перлович невольно задрожал и обернулся.
Не более как в трех шагах от них стоял тот самый бородач, который так смутил его своим появлением час тому назад.
– Тебя никак в генералы произвели? – спросил он Перловича.
– Я, может быть, стесняю вас? – сказала Марфа Васильевна и отошла.
– О нет, сударыня, извините, я не имею чести знать ваше имя. Да, в генералы произвели, – продолжал он, обратившись к Перловичу. – Как же, посылаю джигита, говорит: завтра – совсем по-генеральски…
Бородастый незнакомец пошел в глубину сада. Перлович машинально шагнул за ним.
Марфа Васильевна осталась одна. Несмотря на свою бойкость, она несколько струсила, потому что, по местным нравам, это было не совсем безопасно, и она могла рассчитывать на всякую неприятность со стороны запоздавших посетителей Мин-Урюка. Уже раза два какие-то подозрительные личности проходили близко от Марфы Васильевны, искоса поглядывая на красивую женщину.
Вдруг, словно из-под земли, перед нею очутился рыжий артиллерист. Марфа Васильевна вздрогнула, даже слегка вскрикнула.
– Чего же вы испугались?.. – начал рыжий артиллерист. Он стоял перед нею в самой скромной, почтительной позе, даже шапки не было у него на голове, он ее снял и мял в руках, как провинившийся школьник перед учителем.
– Я не мог уехать из сада, не видавшись с вами. Я сделал глупость. Простите… Будьте уверены, Марфа Васильевна, что подобной выходки не повторится…
Он говорил даже с некоторым жаром.
– Простите же, – продолжал он, – я до тех пор не успокоюсь, пока не уверюсь, что вы на меня не сердитесь.
Марфа Васильевна улыбнулась. К ней вернулась уже ее смелость, она успокоилась.
– Хоть вы и раскаиваетесь, – начала она, смеясь, – но все-таки получите достойное наказание.
– Я на все согласен!
– Вы должны меня проводить в город. Перлович исчез и, кажется, не скоро явится. Едемте.
Рыжий артиллерист кинулся отвязывать Бельчика.
Когда они отъехали от ворот сада, из-за другой стороны выехали еще два всадника, держа наискось, наперерез их дороги. Потом они приостановились, дали проехать Марфе Васильевне со своим кавалером и тронулись вслед за ними в почтительном отдалении.
Несмотря на темноту, можно было рассмотреть, что рыжий артиллерист разменялся с одним из всадников каким-то странным сигналом.
Марфа Васильевна ничего не замечала и заигрывала со своим Бельчиком, слегка щелкая хлыстиком по кончикам его ушей, отчего конь тряс головой, мелодично гремя мелкими металлическими украшениями кашгарской уздечки.
Перлович и человек с большой бородой забрались в самую глушь опустелого «Мин-Урюка». Перлович горячился.
– Батогов, я вам говорю: это эксплуатация! Скажу более: это не совсем честная эксплуатация.
– Ну, честь тут ни при чем, – вставил человек с бородою, которого Перлович назвал Батоговым.
– Мы с вами, – Перлович все время говорил Батогову «вы», несмотря на то, что последний относительно его употреблял другое местоимение, – разошлись при совершенно равных условиях, я не виноват, что вы не умели воспользоваться тем, что вам попало прямо в руки.
– Оставим и это… – проговорил Батогов.
– Нет, не оставим… Сотня по сотне вы перебрали у меня более пяти тысяч.
– Да, а разве, черт возьми, не возвращал я тебе, когда выигрывал, я даже возвращал более: я надбавлял также жидовские проценты, которые ты берешь с других…
– Когда выигрывал, когда выигрывал, – повторял Перлович. – Ну, а когда проигрывал… что было чаще, что было почти постоянно…
– Тогда, понятно, я не мог заплатить…
– Да, не мог, но согласитесь же, Батогов, если подобный порядок вещей будет продолжаться, что же останется у меня? Вы высасываете у меня капля по капле все, что я приобретаю трудом…
– Давая взаймы по двадцати процентов, – опять вставил Батогов…
– Это не ваше дело. Я веду торговые обороты, рискую, я отказываю себе почти во всем, имея одну цель впереди, я иду к этой цели, и на дороге постоянно натыкаюсь на вас, вы мне отравляете все