Вместо эпилога
Мне представилось уместным добавить к этой книжке, написанной много лет тому назад, небольшой рассказ о медвежатах-сиротах, выращенных на нашей биостанции и успешно прижившихся в дикой природе.
Работа с медведями, как маленькими, в эксперименте, так и с большими, в дикой природе, началась в 1970 году в Центрально-лесном государственном заповеднике. Пятнадцать лет полевой работы в заповеднике показали, что поведение этого вида на заповедной территории отличается от поведения, которое наблюдается у медведей на обычной территориии, где проводятся хозяйственные работы и охота. Для изучения экологии бурого медведя на обычной территории в 1985 году, по моей инициативе, была организована Торопецкая биологическая станция «Чистый лес». Для нее было выбрано место в 40 км к северу от г. Торопца (юго-западная часть Тверской области). В этих местах, на стыке Тверской, Псковской и Новгородской областей, хорошо сохранилась дикая природа и лес населен всеми видами животных, характерными для Валдая. В том числе, обычным видом является и бурый медведь. На биостанции, помимо изучения полевой экологии бурого медведя, были продолжены работы с медвежатами-сиротами. Разработана и применяется на практике методика выращивания и выпуска в дикую природу медвежат-сирот. На биостанцию поступают медвежата-сироты из разных областей Центральной части европейской России. Здесь обитает среднерусский подвид бурого медведя. Выпускать на волю в здешнем регионе медвежат из других, более отдаленных областей нашей страны нежелательно, поскольку может произойти смешивание разных подвидов. Отдельные специалисты-зоологи говорили мне, что особой беды в таком смешивании нет, так как со временем произойдет «поглотительное скрещивание», и в европейской части России как был, так и останется среднерусский подвид бурого медведя. Это в случае, если приживутся в здешних лесах медвежата-сироты, попавшие к нам на реабилитацию, например, из Центральной Сибири или с Кавказа, и давшие в наших лесах плодовитое потомство. Однако я решил строго придерживаться раз и навсегда установленного правила и брать на реабилитацию медвежат-сирот только из европейской подзоны южной тайги.
История, которую я хочу рассказать, произошла совсем недавно. В самом конце зимы, глубокой ночью, к нам постучали в дверь. Я вышел. На пороге стоял мужчина невысокого роста в дорожной одежде и смущенно улыбался. Вид у него был усталый, он явно пытался что-то сказать, но не решался, видимо, стесняясь того, что разбудил хозяев в неурочный час. Я пригласил его зайти в дом. Едва переступив порог, он сказал, что приехал из Карелии и привез нам двух медвежат. Настала очередь смутиться мне. Дело в том, что мы уже взяли на выращивание десять медвежат, чуть больше того предела, который могла прокормить отведенная для работы с медвежатами территория.
В предыдущий год на биостанции выращивалось двадцать медвежат-сирот. В период их свободного выгула они серьезно снизили численность муравьев и ос. Для восстановления этих насекомых требуется время. Личинки и куколки муравьев и ос являются основным животным кормом для подрастающих медвежат-сирот, так же, как и для диких медвежат в этом возрасте. Мы установили, что после разорения медведями гнезда насекомых восстанавливаются в продолжение последующих двух лет. Если на биостанции выращивать пять-восемь медвежат, то в период их свободного выхода в лес они осваивают только часть территории, а на прилежащих к биостанции лесных участках, куда медвежата не ходят, происходит восстановление муравейников и осиных гнезд. В следующем году пять-восемь медвежат-сирот смогут подкармливаться на уже восстановленных участках.
Поэтому до появления незваного ночного гостя мы уже не раз отказывались от предложений принять на биостанцию новых медвежат-сирот, твердо решив не брать их ни при каких даже самых трудных обстоятельствах.
Ради благополучия самих медвежат нужно было отказать в приеме детенышей и ночному гостю. Я не знал, как мне объяснить свой отказ этому уставшему человеку, не смог это сделать сразу, у порога дома. Пригласил гостя на чай. К нашему скромному застолью подсела жена. За разговорами выяснилось, что гостем у нас оказался человек, проехавший без остановок семьсот километров. Он всячески старался быстрее доставить на биостанцию маленьких, еще слепых медвежат, которые оказались у людей после охоты на берлоге. О биостанции «Чистый лес» он узнал из телевизионной программы. Когда появились медвежата, разыскал адрес, по которому расположена биостанция, забрал у охотников медвежат и поехал.
Из его рассказа стало очевидно, что он не сомневался в том, что привезенные им медвежата-сироты будут устроены на биостанции и обретут шанс на вольное проживание в лесу после выращивания. Г ость увлеченно рассказывал о природе своего края, о лесах, озерах Карелии, об охоте и рыбалке, изобилии грибов, ягод, о чистом воздухе и высвечивающихся осенними вечерами за лесами и горами голубых далях. Я спросил его, почему он нам не позвонил заранее. Раз нашел адрес, мог найти и номер телефона. Оказывается, он звонил много раз в продолжение целого дня. Вызов проходил, но никто на звонок не отвечал. Нам стало понятно молчание нашего телефона – это была очередная, вполне обычная для нашей связи поломка, которая за много лет принесла нам целый ворох всяческих неприятностей. Телефонная связь, как нарочно, отказывала в самые напряженные моменты, когда только с ее помощью можно было решить очередной острый вопрос. Чаепитие и беседа закончились.
Нужно было принимать решение. Было около трех часов ночи. Я вызвал по внутренней связи сына. Посовещались. Решили отправить гостя спать, а медвежат определили в «медвежий домик». Утро вечера мудренее. На утреннем кормлении медвежат еще раз обсудили сложившуюся ситуацию. «Где десять “детей”, там и двум место найдется», – сказала моя жена. В очередной раз на биостанции сложилась «компания» медвежат-сирот с явным «перебором», что, конечно, добавляло хлопот, но вовсе не являлось чем-то необычным. Возможность нормального их выращивания имелась, это мы знали.
Пока мы кормили медвежат, наступил рассвет. Светло-розовая полоска прорезала восток. В эту пору особенно четко прорисовывается высвечиваемая рассветом зубчатая верхушка елового леса, стеной поднимающегося сразу за околицей нашей маленькой, утонувшей в снегу деревни. Гость уже проснулся и поджидал нашего возвращения на крыльце дома. Без шапки, в одной поддевке он сидел на морозе и, как он сказал, слушал тишину и встречал рассвет. При нашем появлении он встал и вопросительно посмотрел на нас. Лицо его, свежее от мороза, выражало напряженное ожидание. По нашим коротким репликам, которыми мы обменивались ночью при разговоре за столом, он, конечно, догадался, что привез нам вместе с медвежатами серьезную проблему, и теперь ожидал, что