— Супротив графа… гм, против кого другого, так запросто, но губернского чиновника тебе не забороть, парень. Сумочку, баешь, собрал. Дай гляну, дабы чего лишнего не пихнул, а то в СИЗО запросто отберут. Правды тебе не добиться, хоть она и на твоей стороне, но чем чёрт не шутит. Бумагами ты со всех сторон обложился — это тоже правильно. У нас ведь как, с бумагой ты человек, а без оной хвост собачий. Мои доглядатаи и подъездные сударушки ничего плохого о тебе не баяли, наоборот, хвалят. Работящий, мол, правильный пацан. Я, дабы ты знал, на дух не переношу хитромудрых нахлебников. Уважаю, что сам свою ношу тянешь, а не по родительским и чужим карманам шаришь. С этим у меня строго, вмиг куда надо упеку! Да и что сказать… на твоём месте и я бы не удержался, сунул бы пару раз в рыло. Плохо, парень, что эта свинья из другого калашного ряду. Не нашего полёта птица. Ты, Екатерина Сергеевна, не гони горемыку, сама видишь, не со зла он. От сумы и от тюрьмы… сама знаешь… м-да. Я сменщику подробно всё обскажу, конечно, лишние детали ему ни к чему, но на карандаш тебя он не возьмёт, не переживай. Ни к чему тебе лишнее внимание полиции, а помощь или хороший совет очень даже пригодятся, когда на свободу со шконки откинешься. По хулиганке надолго не закроют, хотя и влепят по максимуму, чтобы старого графа не расстраивать. От трёх месяцев до полугода можешь схлопотать. Думаю, пятнадцатью сутками ты не отделаешься. Удар у тебя, паря, хорошо поставлен, вон как всех троих приложил.
Владимир не стал рассказывать старикам о шашнях с журналистами губернского разлива и нескладном веснушчатом мальчишке из соседнего дома, которому он за мзду малую определил роль связного с корреспондентом. В случае ареста Василёк должен был позвонить по указанному номеру, сказав, что клиента «упекли». Ничего сложного, один звонок за полноценных три рубля оплаты, поменявших хозяина заранее.
В родную альма-матер он проходил четыре дня, пока его настоятельно не попросили покинуть учебное заведение, сунув в нос наскоро состряпанные приказы, согласованные со студенческими организациями. Не будь дураком, прежде чем покинуть университетские стены, Чаровников сходил в деканат, где потребовал выписки из табеля успеваемости и журнала посещения занятий. Получив искомое, он вновь потряс мошной у нотариуса и навестил суд с прокуратурой, оставив в них по исковому заявлению.
О приезде «воронка» Владимир узнал заранее благодаря Матвею Панкратовичу, сообщившему о приказе, спущенном из ГубУправления. Начальствующий над Панкратовичем околоточный и рад бы лишний раз не дёргаться, ведь искомый приказ не подкреплён санкцией прокуратуры, но не исполнить его не мог, отправив на сопровождение чина из криминальной полиции пару жандармов для соблюдения видимости законности. Вероятно, у Ермолова где-то что-то сильно застопорилось и подгорело в подмасливании надзорных органов, либо не сработали старые связи, так как в губернскую прокуратуру недавно пришли новые люди. Разглядев каталажку на колёсах, рыжий Василёк стремглав умчался домой отрабатывать жалование.
Отсчёт времени пошёл.
Как «первохода» Владимира должны были определить в камеру с такими же, как он, «первопроходцами», но неожиданно для его самого, сунули в узкую, словно пенал одиночку. С середины прошлого столетия в тюрьмах и следственных изоляторах Империи строго следили, чтобы в камеры к рецидивистам не подсаживали таких вот «желторотиков», впервые оказавшихся под следствием. И даже авторитет Ермолова не мог поколебать установившийся строгий порядок, но вот пихнуть «пацана» в одиночку, в которых обычно содержали особо опасных преступников, вполне. Не с рецидивистами ведь! Тут и овцы целы и волки сыты, и сделка с совестью совершена. Одна радость, режим содержания щадящий — газеты, книги, иная периодика.
Через несколько часов ожидания в замке противно заскрежетал ключ. В распахнувшейся двери показался красноносый, чем-то недовольный конвоир с прокуренным и пропитым голосом больного самовара. «Прогулка» по коридорам следственного изолятора завершилась в комнате дознания, где Владимира ожидал назначенный государством защитник — высокий и худой, словно глист, молодой юрист с густой шапкой вьющихся волос призванной скрывать пару оттопыренных ушей. Тонкая шея защитника, торчащая из широкого ворота строгой сорочки с воротником-стоечкой, делала его похожим на выпущенного на волю инкубаторского цыплёнка (почему-то именно такое впечатление создавалось у Владимира при взгляде на адвоката). Неизвестно, как его такого, наивного, ещё орлы, кречеты и грифы не склевали. Просто чудо какое-то!
Вопреки анорексичной внешности, худосочный защитник проявил недюжинную бульдожью хватку, на личном примере показав, что с зубами у него всё в порядке, а остальное является делом наживным. Даже не имея таланта провидца, невооружённым взглядом было заметно, что свежеиспечённый выпускник юрфака стремится проявить себя там, где опытные товарищи видят провальную попытку в противостоянии с сильными мира сего. В отличие от умудрённых жизнью коллег «цыплёнок» видит шанс на победу, особенно после озвученной Чаровниковым информации и перечислении количества различных исков и заявлений. Также Виктор Валентинович Рихтер, потомственный юрист из поволжских немцев, переселившихся в Россию ещё при Екатерине Великой, пришёл в крайнюю степень возбуждения, когда узнал, у кого можно получить заверенные нотариально документы и копии видеоматериалов. Дрожа от возбуждения и предвкушения, обняв тонкий (в хозяина) кожаный портфель, Виктор покинул кабинет, а Владимир отправился в обратный поход по гулким и стылым казематам.
* * *Вызов к губернатору, даже утренний, последовавший практически сразу после общегубернского селекторного совещания, не являлся для графа чем-то неординарным. Порой в день по три-пять раз приходилось спускаться на третий этаж в приёмную. Иван Карлович Корф слишком молод и никак не привыкнет к передаче ненужных полномочий референтам и заместителям, пытаясь влезть во всё и во всём разобраться сам, за что ему честь и хвала, но как же это напряжно и создаёт постоянные проблемы. Право слово, с референтами и заместителями договориться проще, чем что-то объяснять губернатору по целой куче ничего не значащих и, откровенно говоря, второстепенных вопросов. Сложив в