Это, по всей очевидности, вряд ли та же магия, что и у традиционного образа: очарование, исходящее от экрана телевизора или киноэкрана, отличается от того, которое мы испытываем от пещерной живописи или фресок этрусских гробниц. Телевидение и кино находятся в другой плоскости бытия, чем пещеры и этруски. Древняя магия доисторична, она старше, чем историческое сознание, новая магия – «постисторична», она наследует историческое сознание. Новое колдовство направлено на изменение не внешнего мира, а наших понятий о нем. Это магия второй степени: абстрактная мистификация.
Различие между древней и новой магией можно выразить следующим образом: доисторическая магия – это ритуализирование моделей, названных «мифом», новая – ритуализирование моделей, названных «программой». Мифы – это модели, передающиеся изустно, а их автор – «божество» – по ту сторону коммуникативных процессов. Программы же, напротив, модели, передающиеся письменно, а их авторы – «аппаратчики» – находятся внутри коммуникативного процесса. (Понятия «программа» и «аппаратчик» будут истолкованы позже.)
Функция технического образа состоит в том, чтобы магически освободить его реципиента от необходимости понятийного мышления, замещая историческое сознание магическим сознанием второй степени, понятийную способность – воображением второй степени. Именно это мы имеем в виду, когда утверждаем, что технические образы вытесняют тексты.
Тексты были изобретены во втором тысячелетии до н. э. для того, чтобы демистифицировать образы, лишить их магии, даже если изобретатели письменности не осознавали этого; фотография, как первый технический образ, была изобретена в XIX веке для того, чтобы нагрузить магией тексты, даже если ее изобретатели опять же этого не осознавали. Изобретение фотографии – такое же исторически решающее событие, как и изобретение письменности. С появлением письма началась история в узком смысле, а именно борьба с идолопоклонством. Фотография же знаменует начало «постистории» – борьбу с текстопоклонением.
Именно так обстояли дела в XIX веке: изобретение книгопечатания и введение всеобщего обязательного обучения привели к тому, что каждый умел читать. Возникло всеобщее историческое сознание, которое охватило и те слои общества, которые прежде обладали магическим укладом жизни, – крестьян, – теперь они пролетаризировались и стали жить исторически. Произошло это благодаря дешевым текстам. Книги, газеты, листовки – все виды текстов стали дешевыми, что привело к не менее обедненному историческому сознанию и не менее примитивному понятийному мышлению, а это в свою очередь повлекло два разнонаправленных события: с одной стороны, традиционные образы, спасаясь от инфляции текста в гетто – в музее, салоне и галерее, стали герметичными (не поддающимися общедоступной расшифровке) и утратили влияние на повседневную жизнь. С другой стороны, возникли герметичные тексты, рассчитанные на элиту специалистов, то есть тексты научной литературы, для которой обыдненное мышление стало уже некомпетентным. Так культура расщепилась на три ветви: ветвь изобразительного искусства, подпитываемая традиционными, но обогащенными понятийно и технически образами; ветвь науки и техники, подпитываемая герметическими текстами; и ветвь широких слоев общества, подпитываемая дешевыми текстами. Чтобы предотвратить распад культуры, были изобретены технические образы, как код, который был бы действительным для всего общества.
А именно: во-первых, они вновь ввели бы образы в повседневную жизнь; во-вторых, должны были бы сделать представимыми герметичные тексты и, в-третьих, вновь обнаружить сублимированную магию, воздействующую в дешевых текстах. Они должны были бы стать общим знаменателем для искусства, науки и политики (в смысле всеобщих ценностей), то есть быть одновременно «прекрасным», «истинным» и «хорошим» и, таким образом, как общепринятый код преодолеть кризис культуры – искусства, науки и политики.
Но на самом деле технические образы функционируют иначе. Они не вводят традиционные образы в жизнь, но замещают их репродукциями, занимают их место; они не делают, как предполагалось, герметичные тексты представимыми, но фальсифицируют их, поскольку переводят научные высказывания и уравнения в положение дел, а именно в образы. И наконец, они ни в коей мере не проявляют содержащуюся в дешевых текстах сублимированную, доисторическую магию, но замещают ее новым типом магии, запрограммированной магией. Тем самым они не могут привести культуру, как предполагалось, к общему знаменателю, но напротив, перемалывают ее до аморфной массы. В результате появляется массовая культура.
Объяснение этому следующее: технический образ – это поверхность, действующая подобно плотине. Традиционные образы удерживаются плотиной и вечно репродуцируются: здесь они циркулируют (например, в форме постеров). Научные тексты удерживаются этой плотиной и, перекодируясь из стройных строк в положение дел, приобретают магический характер (например, в форме моделей, которые пытаются представить уравнение Эйнштейна). А дешевые тексты, этот поток газетных статей, листовок, романов и т. д., удерживаются этой плотиной, поскольку присущие им магия и идеология преобразуются в запрограммированную магию технического образа (например, в форме фотороманов). Так технические образы всасывают в себя всю историю и образуют вечное коловращение памяти общества.
Ничто не может противостоять этому водовороту технических образов – ни художественная, научная или политическая активность, не нацеленная на них, ни обыденная позиция, состоящая в том, чтобы не фотографировать, не снимать на кино– или видеопленку. Потому что всё стремится остаться навечно в памяти и быть вечно повторяемым. Все события сегодня стремятся попасть на экран телевизора, киноэкран, фотографию, чтобы быть переведенными в некое положение дел. Но в то же время каждое действие теряет свой исторический характер и оказывается магическим ритуалом и вечно повторяемым движением. Универсум технических образов, каким он начинает вырисовываться вокруг нас, предстает избытком времен, в котором беспрестанно вращаются все действия и страдания. Только с этой апокалиптической точки зрения проблема фотографии, как кажется, обретает подобающие ей контуры.
III. Фотоаппарат
Технический образ создается аппаратом. При этом можно предположить, что свойства, характеризующие аппарат как таковой, содержатся и в фотоаппарате – в простой, эмбриональной форме, – и могут быть установлены на его примере. В этом отношении фотоаппарат, как прототип аппаратов, ставших определяющими для настоящего и ближайшего будущего, предлагает подходящую отправную точку в более общем анализе аппаратов – тех аппаратов, которые, с одной стороны, разрастаются до гигантских размеров и грозят исчезнуть из поля зрения (как административные аппараты), а с другой – уменьшаются до микроскопических размеров, окончательно ускользая от нашего внимания (как чипы электронных аппаратов). Но сначала нужно дать более точное определение понятия «аппарат», так как