– Ты сама в это веришь? – хмуро бросил он.
– Верю, – я стиснула руки. – Ты экономист. Представь, что крепкая семья – это цель, а любовь – кредит, который выдали жене и мужу. А дальше они расплачиваются. Взаимными уступками, добровольными ограничениями, потерей независимости. Не хотят платить – кредит аннулируют. И брак по любви распадается, как вышло у Андера с Оделиной. Нам с тобой кредита не дали. Придётся самим зарабатывать на нашу цель: это сложнее, но вполне достижимо.
– Неплохо учат экономике в вашем институте благородных девиц, – проворчал Рани и поднялся. – Идём, уже совсем стемнело.
Он подал мне руку. Не церемонно согнул в локте, а протянул ладонь.
Как другу.
Глава 3
С генератором мы решили разобраться завтра. Сколько бы мы ни провели в бессознательном состоянии, сейчас засыпали на ходу. Накрытый одеялом матрас превратился в прекрасную двуспальную кровать. Подушки заменило ещё одно одеяло, свёрнутое валиком. Вопросы морали – «Как можно незамужней девушке лечь в одну постель с мужчиной!» – меня не волновали совершенно. Очень уж насыщенным был этот день, чтобы беспокоиться о пустяках. Рани уснул мгновенно, едва его голова коснулась импровизированной подушки. Я успела подумать: не лягается ли он во сне? Но это стало моей последней сознательной мыслью.
Выяснилось, что мы оба спим спокойно и не ворочаемся. Никаких поползновений вроде закинутых рук и ног или попыток сбросить соседа на пол. Утром нас разбудило солнце, ворвавшееся в открытую дверь. Какой смысл запираться, если на острове мы одни? Тёплый лучик лизнул щёку, проник под ресницы… Любопытно, который сейчас час?
– Забытое ощущение, когда тебе не надо вскакивать по сигналу будильника, ненавидя при этом весь мир, – Рани аккуратно потянулся и сел. – Не испытывал его лет семь или восемь.
Встрёпанный, в помятой тунике он так же мало походил на императора, как и любой другой парень. Я представила, как выгляжу сама – и потянулась к найденной вчера расчёске. Хорошо, что в косе волосы меньше путаются.
– Жаль, нельзя выспаться впрок, – Рани взъерошил и без того стоящие торчком волосы. – Ия, второй расчёски нет?
– Держи, – я протянула ему свою. – Тебе она нужнее.
– Ужасно выгляжу? – серьёзно спросил он.
– Замечательно ты выглядишь, – не покривила душой. – Почти как нормальный парень.
– Спаси-ибо, – протянул он. – А почему почти?
– Очень бледный и тени под глазами. И морщинка вот тут, – я дотронулась до межбровья. – Ты слишком часто хмуришься. Грозный император Берган.
– Строгий! – запротестовал он. – Ия, я слишком юн. И так все видят во мне мальчишку, который пришёл к власти только благодаря смерти отца. Если я ещё и улыбаться начну, то на шею сядут и ноги свесят.
– А ты умеешь? Улыбаться?
– Когда-то умел, наверное. В детстве. Отец говорил, что правитель обязан быть суровым. Я пытался соответствовать.
– Твой отец, – я проглотила ругательства, – прожил тридцать пять чудесных лет с любящей и любимой женой. Сина показывала мне старые журналы – император Валсар и императрица Беата сияли от счастья. Тебя же он растил, будучи глубоко несчастным человеком. И воспитал соответствующе.
– Мой отец… – Рани сжал в кулаке расчёску, которую так и держал в руке. – Моего отца, Ия, я видел в лучшем случае раз в неделю. Обычно – два или три раза в месяц. Когда я был маленьким, во время этих визитов он выслушивал доклады воспитателей. Затем – моих учителей. Последние пару лет – уже мои собственные. Я был бы рад, если б он воспитал меня каким угодно – только сам, понимаешь?!
Расчёска хрустнула. Я осторожно вытянула из его кулака обломки, пока он не повредил ладонь.
– Ия, я ведь всё знал – и про первую жену отца, и о том, что мою мать ему практически навязали. Он никогда этого и не скрывал. Объяснил как взрослому: сын, ты должен понять, что значит ответственность перед Кергаром. Мне тогда было шесть лет, я ещё очень его любил. Всё бы отдал за мимолётную ласку! Но отец чётко обозначил свою позицию: ты будущий император, твоё дело – учиться, моё – обеспечить тебе для этого все условия. Ни на что иное не рассчитывай. Тоже своеобразный договор. Думаю… – Берган запнулся. – Думаю, он втайне злился на меня. Ведь от любимой жены у него детей не было. Он каждый месяц лично отвозил цветы на её могилу – а к моей матери не съездил ни разу. Ребёнок Беаты был бы его сыном, а я… наследник.
Он не ждал утешений. Ему надо было выговориться – наверное, впервые за все годы.
– Я старался делать всё, чтобы заслужить одобрение отца. Всё! Любые нагрузки, учебный день с утра до позднего вечера. Никогда не жаловался, ничего не просил. Смирился со своим положением. Хотел одного – чтобы отец мной гордился! Но он меня не замечал, Ия. Не хвалил, не ругал. К Бришу он относился как к сыну, я же был пустым местом. А потом он умер и оставил мне Кергар.
Рани опустил голову.
– С тех пор я только и думаю о том, что постоянно разочаровываю отца. Совершаю промах за промахом. Непопулярные реформы, затем попытка присоединить к империи острова. Я хотел как лучше! Посол вёл себя нагло, заявил, что наши морские суда грозят островам голодом. И я подумал – ах так! Но вышла не военная кампания, а настоящий позор. Кто же знал про ваших водников! И мне… мне пришлось признать, что я ошибся. Императору – прилюдно сказать, что он не прав! Отец в жизни бы этого не сделал, никогда!
– Поэтому ты лучше своего отца, – произнесла я уверенно. – Он пожертвовал бы людьми, ты – своей гордостью.
– Только теперь все кругом говорят, что я струсил, – усмехнулся он.
– Пусть говорят. История рассудит.
– История любит победителей.
– Рани, послушай, – горячо начала я. – Допустим, ты поступил бы, как твой отец. Военная кампания переросла бы в полноценную войну. Что дальше? Да, водники не подпустили бы вас к островам, но водников – от силы пять сотен. А против – многомиллионный Кергар, с вашим оружием, вашими учёными, мощью, которая нам и не снилась. Спустя год, два, пять лет вы разработали бы оружие, которое движется под водой или летает