— Спасибо, мисс Петерсон. Именно там я и был. — Ложь теперь давалась мне с удручающей легкостью. — У меня уже готов черновик отчета для сенатора Брукса. Передайте мистеру Харрисону, что он получит его завтра утром.
— И еще кое-что, — она понизила голос, наклонившись ближе, — мистер Паттерсон дважды интересовался вашим местонахождением. Похоже, у него для вас какое-то поручение.
Паттерсон… Это тревожный знак. С момента нашей последней встречи он не проявлял ко мне активного интереса. Что изменилось?
— Благодарю за предупреждение, — ответил я, сохраняя невозмутимость.
Оставшись один, я сконцентрировался на отчете для Брукса.
Согласно данным геологических исследований, которые я получил через Вестона, месторождения у мексиканской границы значительно богаче, чем предполагалось ранее. Особенно перспективным выглядел участок в южном Техасе, где залегла легкая нефть превосходного качества.
Я аккуратно вплел эту информацию в отчет, используя консервативные оценки запасов, двести пятьдесят миллионов баррелей вместо предполагаемых трехсот пятидесяти — четырехсот, стратегия, которую я усвоил в прошлой жизни. Всегда лучше превосходить ожидания, чем не дотягивать до них.
Закончив с отчетом для Брукса, я перешел к дополнению аналитики для Вестона. Нефтяной магнат ждал детальную оценку целесообразности скупки мелких независимых компаний в регионе.
В анализе я настоятельно рекомендовал сосредоточиться на компаниях с правами на бурение в восточном Техасе, области, которая, как я знал, станет центром нефтяного бума начала 1930-х.
Эта работа заняла у меня все время до обеда. Завершив ее, я быстро перекусил хот-догом и выпил газировки. Слишком много дел, чтобы отвлекаться на ланч.
После небольшого перерыва я перешел к наиболее интригующему заданию. К анализу финансовых операций Metropolitan National Bank для Харрисона.
Эта задача не просто рутинная аналитика. Она давала мне возможность проникнуть глубже в тайны Уолл-стрит 1928 года.
Я разложил перед собой отчеты банка, его балансовые ведомости и списки крупнейших операций за последние два квартала.
— Стерлинг, — скрипучий голос заставил меня поднять взгляд, — наконец-то вы соизволили почтить нас своим присутствием.
Передо мной стоял Джонсон, один из старших брокеров фирмы, пятидесятилетний мужчина с аккуратно подстриженными седеющими усами и вечно скептическим взглядом.
— Добрый день, мистер Джонсон. Я как раз завершаю аналитику для Харрисона.
Он положил на мой стол папку с бумагами.
— Эти документы по фермерам Гарднерам и учителям Томпсонам требуют вашего внимания. Тридцать тысяч долларов не самая внушительная сумма по меркам фирмы, но для этих людей — все их сбережения.
Я кивнул, понимая его беспокойство. В моей прошлой жизни я бы не обратил внимания на такой «мелкий» счет, но здесь, в 1928 году, тридцать тысяч долларов представляли собой значительную сумму. Эквивалент почти четырехсот тысяч в ценах XXI века.
— Я займусь этим сразу после анализа для мистера Харрисона, — заверил я Джонсона.
— Хорошо. — Он помедлил, словно собираясь сказать что-то еще, но потом просто добавил: — Если вы успеете сегодня, будет просто замечательно.
Когда Джонсон ушел, я вернулся к изучению документов Metropolitan National Bank. Чем глубже я погружался в данные, тем отчетливее проступали странные закономерности. Банк осуществлял регулярные крупные переводы компаниям с пометкой «MNB».
Все транзакции проходили через сложную сеть дочерних компаний и офшорных счетов, но конечным пунктом назначения неизменно оказывался один и тот же анонимный трастовый фонд в Цюрихе. Около семи миллионов долларов перетекло по этому маршруту за последние шесть месяцев. Колоссальная сумма.
Интереснее всего даты переводов. Они совпадали с периодами высокой волатильности на рынке, когда многие инвесторы паниковали и сбрасывали акции по низким ценам.
Классическая схема манипуляции рынком. Искусственно вызвать панику, скупить подешевевшие активы, а затем позволить рынку восстановиться.
Я сделал подробные заметки, но осторожничал в формулировках для официального отчета Харрисону. Вместо прямого обвинения в манипуляции рынком я указал на «нестандартную корреляцию между движением капитала и рыночной динамикой» и на «потенциальные зоны регуляторного риска в международных транзакциях».
Подготовив все необходимые документы для утренней встречи с Харрисоном, я перешел к папке Джонсона о мелких клиентах.
История учителей Томпсонов и фермеров Гарднеров хорошо мне знакома. Люди среднего класса, всю жизнь откладывавшие каждый цент, теперь решили инвестировать свои сбережения, привлеченные перспективой быстрого обогащения на растущем рынке.
Типичные жертвы предстоящего краха.
Я задумался. Мои рекомендации для этих клиентов должны отличаться от стандартных в 1928 году подходов. Вместо агрессивного инвестирования в популярные акции вроде RCA или автомобильных компаний, я предложил сбалансированный портфель:
— шестьдесят процентов в первоклассные облигации федерального правительства с погашением до 1932 года, в золотодобывающие компании, в коммунальные предприятия со стабильным денежным потоком, в компании потребительских товаров первой необходимости, в надежные банковские депозиты с возможностью быстрого снятия. Старая песня, уже всем знакомая.
Сорок процентов в рискованные агрессивные акции радиовещания и автомобильной промышленности, с выходом из сделки не позднее первого мая следующего года.
В конце я добавил особое примечание о необходимости регулярного пересмотра портфеля, особенно «в свете потенциальных изменений экономической конъюнктуры во второй половине 1929 года».
Это был максимум, на что я мог пойти, не вызывая подозрений. Прямо предупредить их о грядущем крахе я не мог. Мне никто бы не поверил, а моя репутация была бы разрушена. Но хотя бы таким образом я мог минимизировать их потери.
Завершив работу, я откинулся на спинку стула. Торговый зал уже опустел, лишь несколько клерков заканчивали сверять цифры в гроссбухах при свете настольных ламп.
Ух ты, уже вечер. За окнами офиса Нью-Йорк погружался в вечерние сумерки, огни небоскребов начинали соперничать с первыми звездами.
Я собрал документы в портфель, тщательно отделив материалы Metropolitan National Bank от остальных. Независимо от того, насколько лояльным выглядел Харрисон, я не мог полностью доверять ему.
Я на пороге чего-то большого. Финансовые нити, которые я распутывал, вели к центру паутины, где, вероятно, скрывались ответы не только о предстоящем крахе, но и о судьбе отца Стерлинга. И с каждым днем я чувствовал, что опасность становится все ближе.
Выключив настольную лампу, я направился к выходу. Сегодня, как никогда, я ощущал двойственность своего существования.
Аналитик Стерлинг завершил рабочий день, но ночь принадлежала финансовому манипулятору, игроку, чья ставка исчислялась миллионами.
Мне предстояло еще многое сделать, прежде чем я смогу отдохнуть.
Вечерняя прохлада была настоящим благословением после душного офиса. Я вышел из здания «Харрисон Партнеры» около семи вечера, когда основной поток клерков уже рассеялся, а на улицах появились первые вечерние гуляки в шляпах-канотье и элегантных летних костюмах.
Небо над Манхэттеном медленно окрашивалось в глубокий индиго. Высотные здания, эти каменные исполины эпохи процветания, отбрасывали длинные тени на улицы. Где-то вдали раздавались автомобильные гудки и стук колес трамвая, звуковая