Мужчина закрыл дверь за собой, и посмотрел в мою сторону, хмуро качая седой головой.
– Если ты хотел остаться без руки, так бы и сказал, я бы отрезал её сразу, – он подправил свои очки на носу, и прошёл в ванную, где начал открывать медицинский чемодан.
Зашел за ним, и присел на край ванной.
– Спасти девушку не было шансов?
Насколько бы бессердечными ублюдками мы не были, Мартина и её ребёнок не заслужили такого. Твою мать, это ужасно. Состояние такое, будто во мне что-то перевернулось.
Трент надел перчатки. Его взгляд сделался отстранённым, и мужчина покачал головой, устало выдыхая.
– Пуля попала в сердце. В таких случаях шансы просто ничтожны. Я отправил их в ближайшею больницу. Ребёнка все ещё могут спасти, но это будет чудо, если после всего он не умер.
Кивнув, пытаюсь поднять руку и расстегнуть рубашку. Однако острая боль, возникшая в плече, заставила сжать зубы и оставить попытки.
– Я сам разберусь, – хмуро бросил Трент.
Сдался, подняв голову наверх и закрывая глаза.
– Осмотри её, – выдал, как только Трент закончил с моим плечом.
Док убрал все обратно в чемодан. Мы вышли из ванной комнаты. Он подошел к Андреа и начал нащупывать её пульс на руке, после поднялся к маленькой царапине с засохшей кровью на щеке. Руки сжались от одной мысли, что эти ублюдки сделали. Они убили не только Мартину Романо, но и причинили боль моей жене. Они хотели убить её.
– Девушка пережила стресс, – заявил Трент, что я и без него прекрасно знал. Это будет чертовски сложный период для всех, – И…, – его аккуратный, настороженный взгляд поднялся к шрамам на плечах дьяволицы. Внутри все натягивается от очередного приступа злости. Ей бы это не понравилось.
Подхожу к кровати, накрывая Андреа покрывалом.
– … она может попытаться причинить себе боль. Следи за ней, – Трент понял мой непроизвольный жест, и отвел взгляд, отходя от Андреа, – Обработать раны ты сможешь и сам, поэтому я пойду, и береги свою руку, по крайней мере несколько дней, – серьёзно предупредил он и ушел.
Кивнув на прощание, плюхнулся на кресло и сжал виски, пытаясь расслабиться. Напряжённый день взял своё. Веки начали тяжелеть, пока внимательно наблюдал за девушкой, лежащей в моей постели.
Разлепить веки заставил тихий и взволнованный шепот.
– Мама, – почти на плачь срывалась Андреа.
В груди что-то больно сжалось. События, когда я во весь голос кричал «мама!», разыгрались перед глазами.
Я встал, когда Андреа снова закричала во сне, и приблизился к девушке. Ее пальцы сжали покрывала, глаза трепетали и были сильно зажмурены, лоб покрыли крапинки пота. Прикоснулся к ней, и понял, что это жар. Она горела.
– Мама! Тина! Тина, пожалуйста! Не уходите, не оставляйте меня! – начала кричать Андреа, и её тело вновь содрогнулось.
Взял птичку за плечи, прежде чем аккуратно пошатнуть.
– Андреа, – горло отозвалась сухостью, но я продолжил старательно будить девушку, – Проснись.
Без толку. Словно её затянуло в иной мир и не отпускало.
– Пожалуйста, останьтесь, – разочарованный шепот сорвался с её губ.
Хрупкое тело в моих руках покрылось холодным потом, но кожа все ещё отдавалась жаром. Пришлось набрать воды в емкость и наложить компресс на лоб.
Андреа немного успокоилась, но все ещё дёргалась во сне. Я начал раздевать её, чтобы пройтись холодной тряпкой по всему телу. Выжав ткань, начал аккуратно прикладывать к шее девушки, спускаясь ниже. Андреа разбила колени, и это заставило сжать кулаки вместе с тряпкой. Я обработал их, после чего вновь накрыл девушку покрывалом.
– Мама…, – повторила Андреа.
Её челюсть сжалась, а тело начало отдаваться мелкой дрожью. Теперь она мерзла.
Не знаю, что мною двигало, когда решился лечь рядом под одно одеяло, стянув штаны, оставаясь в одних боксерах. Хотелось подарить ей тепло. Не дать замёрзнуть. Грудная клетка прижалась к спине девушки, практически ледяной коже. Приобнял Андреа за талию, ближе притягивая к себе. Она продолжала бормотать что-то под нос, и я уже не мог слышать тоскливое «мама», вызывающее во мне давно забытые чувства и воспоминания прошлого.
Я наклонился к её уху.
– Знаешь, в детстве, когда мне снились кошмары, мама читала мне сказки, – не понимаю зачем, и за что я открывал затворы дальнего детства, которые не вспоминал больше двадцати лет. Но я чувствовал, что сейчас самое время.
– Она очень красиво читала, поглаживая меня по голове, – рука самовольно потянулась к локонам птички.
Девушка заметно расслабилась. Ее дыхание выровнялось. Потянулся к её запястью, и нащупал пульс. Быстрый и пугливый, хоть и тело немного расслабилось.
– Мама читала до глубокой ночи, а я не смыкал глаз, пока сказка не закончится. Потом она прижимала меня к себе, и мы спали вместе, – я замолчал, чувствуя, как по телу проходят мурашки от воспоминаний, но все же продолжаю, – Пока в одну из таких прекрасных ночей не пришел отец.
Взгляд остановился в одной точки комнаты, а руки замерли в одном положении, как только запечатанное прошлое начало вырываться на свет. Андреа медленно повернулась в моих объятиях. Хрупкие и всегда ледяные руки коснулись моей груди.
– Что сделал твой отец?
Она не спала. Уже не спала. И, голос был более чем спокойный. Не уверен, что она осознавала свою утрату, но по крайней мере не дрожала, и ее пульс постепенно уравновешивался.
– Не уверен, что ты захочешь услышать.
Я не хотел этого. В таком состоянии ей и без моего хватало дерьма.
– Хочу, мне не привыкать, – Андреа говорила сонно, все ещё не открыв глаза.
И я решился. Завтра она наверняка ничего не вспомнит.
– Мне было пять лет…
Начал, и погрузился в тот маленький потерянный закоулок Флоренции, на окраине города, куда привезла меня мама. Вокруг вновь зелёные стены, которые мама красила в надежде, что краска сможет скрыть трещины в них. Но самая драгоценная была наша копилка, куда мы собирали деньги на новый дом, где мы будем жить вдвоём, заведем собаку и много лошадей. Мама обожала лошадей. Рисовала их на холсте, бегающих в бескрайности. Она говорила, что и мы, когда-нибудь будем так же свободно бегать. А пока мы скрывались. Мама боялась, что отец найдёт нас, и узнает обо мне. Но сколько бы она не старалась он нашёл.
Говорят, многие дети не помнят своего детства, но я помнил тот день как наяву.
Тёплый и морской ветер прорывался сквозь открытое окно. Мама читала мне сказку, когда внизу развивалась серенада. Наши соседи обожали петь, и всем это нравилось.
– А я смогу так сражаться, как