– Да.
– Нашли мастерскую?
– Да.
– Фотографии картин?
– Вы знаете, что да.
Готовых работ полицейские в мастерской не обнаружили, зато нашли фотографии, сделанные во время работы над некоторыми известными полотнами Абедалониума. В том числе Фёдор был запечатлён рядом с незаконченной «Мёртвой» и на фоне пяти или шести авторских копий «Демона скучающего». Все фотографии были отпечатаны, найти оригинальные файлы не удалось, поэтому дата съёмки осталась неустановленной.
– Какое-то время живопись была моим тайным увлечением, своего рода отдушиной. Но художнику требуется признание. И сейчас я говорю не только о славе, хотя она важна, а о том, чтобы работы не умирали в секретной галерее, предназначенной для одного человека, он же – автор. Вот я и придумал Абедалониума, историю которого пересказывать не стану, вы её знаете.
– К его истории мы ещё вернёмся, – пообещал следователь. – Нам предстоит долгое общение.
– Как скажете, – улыбнулся Селиверстов. – Для реализации проекта я сформировал команду: Чуваев отвечал за оперативное управление и при необходимости играл роль Абедалониума, Арсений взял на себя всю техническую часть, я обеспечивал финансирование и писал картины. Как вы знаете, мне удавалось сохранять инкогнито на протяжении пятнадцати лет, и в какой-то момент я полностью уверился в том, что так будет всегда, что Абедалониума невозможно найти, и поэтому решил использовать его, чтобы справиться с возникшими проблемами. – Фёдор заговорил чуть громче. – Некоторое время назад я стал испытывать трудности в бизнесе и решил расширить свои возможности за счёт конкурентов. Я знаю много грязных тайн, но до поры придерживал информацию…
– То есть вы молчали о преступлениях? – уточнил Голубев.
– Как все вокруг, – пожал плечами Селиверстов. – Или вы не знаете, как работает система? – Пауза на ответ, ответа не последовало. – К тому же игра в компромат быстро становится обоюдной. Вычислить заказчика несложно, а после вычисления всегда следует «ответка».
– На вас тоже есть компромат?
– Как и на всех вокруг. – Фёдор поморщился. – Но не такой грязный, как использовал я, чтобы убрать Кукка.
– Он был вашей целью?
– Да.
– Почему вы не ограничились Кукком? – быстро спросил следователь. – Зачем раскрыли три других преступления?
– Если бы я ударил только по Урмасу, получилось бы слишком прицельно, а его тесть далеко не дурак, – объяснил Селиверстов. – Кроме того, Иманов тоже мешал мне, всюду проталкивая интересы своего братца и своего клана. Таким образом, у меня были две основные цели и две маскировочные. Сначала всё шло хорошо, а потом посыпалось. Орлик неожиданно умер, не успев дать показания против Кукка. Алёна убила Ильяса, и пролилась первая кровь. Если честно, я считаю, что Алёна поступила правильно, но мои планы она нарушила. А затем Барби устроила этот чёртов прощальный перформанс, чего я никак не ожидал…
– Кровь пролилась, когда вы приказали убить Чуваева.
– Нет, это вы мне не пришьёте, – улыбнулся Селиверстов. – Чуваева убил Гойда. Для громилы он оказался весьма умным человеком, догадался, что его подставляют, и решил убрать Абедалониума.
– Как он догадался и как вышел на Чуваева?
– Спросите у Гойды, – предложил Фёдор. – Что же касается Чуваева, я познакомился с ним в Душанбе, жили на одной улице, учились в параллельных классах. Его семье удалось спастись: они уехали за несколько дней до погромов, бросив дом и всё имущество. Зато живыми вырвались из Таджикистана. – Взгляд Селиверстова на мгновение стал очень холодным. – Спустя много лет мы с Лёшей случайно столкнулись в Питере, и он меня узнал. Отпираться было бессмысленно. Во-первых, он слишком хорошо меня знал. Во-вторых, сразу догадался, что заставило меня поменять имя. Лёша не пытался меня шантажировать, хотя, прямо скажем, в жизни добился намного меньше меня. Я сам предложил ему сделку, решив использовать его двойное гражданство и свободное владение языком. Лёша честно работал, никогда не зарывался, и его смерть стала для меня большим потрясением.
С этой линией всё стало ясно.
– Поговорим о вашем брате, Арсении Сергеевиче Клёне. Он тоже работал на вас?
– Да, – кивнул Фёдор. – Арсений не получил ни грана семейного таланта к живописи, зато был блестящим компьютерщиком, но… Но с его воспитанием я, увы, не справился. Как и Клёны, которых он продолжил считать настоящими родителями, даже после того, как узнал правду. Арсений их любил, уважал, но всё делал по-своему. Всегда делал по-своему. Я много раз предлагал ему нормальную работу, или профинансировать стартап, благо, идеи у него были, но Арсений отказывался. Однажды едва не вляпался в крупные неприятности, и мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы спасти его от тюрьмы.
– Что вы сделали?
– Договорился со «Сбером», упросил не ломать парню жизнь. Это было трудно, но получилось.
– И всё?
– Да. – Рассказывать о каких-то других деталях «спасения» Фёдор не стал, плавно поменял тему: – Это Арсений взломал компьютер Ферапонтова и добыл запись Орлика с несчастным Костей.
– Зачем Клён взломал компьютер Ферапонтова?
– Потому что я надеялся найти на нём подобную запись.
– Кто её сделал?
– Откуда мне знать? – Селиверстов пожал плечами. – С Имановым получилось примерно так же. Я написал портрет Сары, поскольку девочка мне действительно понравилась… Нет, не так, как вы сейчас подумали – типаж понравился. Вы видели Алёну, да? Очень красивая женщина… А теперь добавьте к её красоте яркой восточной крови и получите девочку, которая должна была превратиться в сногсшибательную принцессу. Вы видели портрет?
– Только «Лето волшебное», – не стал лгать Голубев.
– В «Лете» композиция сознательно разрушена и всё читается не так, как должно… Впрочем, сейчас это не важно. Сара мертва, не сумела вынести того, что с ней сотворили… Узнав о самоубийстве совсем маленькой девочки, я решил выяснить, что случилось. По моему приказу Арсений взломал все телефоны и компьютеры Имановых, ведь в первую очередь я грешил на Эльмара. Но всю эту дрянь мы нашли в компьютере Ильяса.
– Как вы узнали, что Гойда – Подлый Охотник?
– Слухи, которые оказались правдивыми, – развёл руками Селиверстов.
И стало ясно, что больше он ничего не скажет.
– Барбара Беглецкая?
– С Барби я знаком очень давно.
– Пользовались её услугами?
– Разумеется. Моё положение подразумевает соответствующее сопровождение при выходе в свет, а Барби предлагала самых лучших девочек. Не могу сказать, что мы друг другу доверяли, у нас никто друг другу не доверяет, но отношения были нормальными. И однажды я случайно нашёл на её столе пару сделанных на Polaroid фотографий, думаю, вы понимаете каких.
– Уточните, пожалуйста, – попросил следователь.
– На фотографиях, которые я нашёл на столе Барбары Беглецкой, была изображена зверски избитая девушка, на тот момент – вице-мисс Санкт-Петербург. И я понял, куда пропали остальные.
– Другими словами, вы поверили, что Барбара Беглецкая является серийной убийцей?
– Она терпеть не могла красивых женщин, жутко им завидовала и комплексовала.
– Почему вы решили рассказать о её преступлении?
– Мне было всё равно, кого подставлять. – Фёдор помолчал и вдруг рассмеялся: – Картина получилась красивой.
Что и стало для Беглецкой приговором.
– Почему вы сделали Лидию Добродееву куратором выставки?
– Потому что Лидия невероятно талантливый художник, мне безумно нравятся её работы, и я помогал ей всем, чем мог.
– И она была вашей любовницей?
– Очень долго.
– Лидия Добродеева когда-нибудь писала картины под псевдонимом Абедалониум?
– Она бы не смогла, – очень спокойно ответил Фёдор. – У Лидии собственный, абсолютно узнаваемый стиль. Вы видели её работы?
– Нет.
– Рекомендую посмотреть.
– Возможно… – Голубев переложил несколько бумажек. – Вернёмся к ночи с двадцать пятого на двадцать шестое апреля. Почему вы приехали в мастерскую Добродеевой?
– Лидия позвонила, сказала, что к ней пришёл Арсений в очень плохом настроении. Сказала, что боится его, и попросила приехать.
– Клён когда-нибудь бил Лидию?
– Случалось. – При воспоминании об этом Фёдор помрачнел. – Но Арсений никогда не бил Лидию так, как в этот раз. Когда я приехал, она была без сознания.
– Клён как-то объяснил причину свой агрессии?
– Арсений узнал о нас с Лидией.
– Каким образом?
– Он не сказал. Мы начали ругаться, но, когда я увидел избитую Лидию, я… У меня в голове что-то замкнуло. – Играл Селиверстов