— Да, обещал, — врач кивнул, — давайте отойдем, Сергей! — он взял его за руку.
— В чем дело, доктор? — Макаров похолодел, — она умирает? Сколько ей осталось? Прошу, скажите мне правду! — на его глазах выступили слезы.
— Подождите, Сергей, успокойтесь! — попросил врач, — она не умрет. По крайней мере, сейчас. Но… — он замолчал.
— Что, «но», доктор?! — вопреки просьбе врача Макаров не думал успокаиваться, — в чем дело, говорите!
— Сергей, сердце — это не шутки, — начал доктор, присев на кушетку и усадив рядом Макарова, — и, как вы сами поняли, у вашей мамы серьезные проблемы. А серьезные проблемы со здоровьем требуют серьезного вмешательства. В том числе, боюсь, хирургического…
— Операция? — Сергей округлил глаза, глядя на врача.
— Да, — кивнул тот, — нужна операция. И чем скорее, тем лучше. Я не привык врать людям, Сереж, если случится рецидив…
— Я понял! — нервно выкрикнул Макаров, — так делайте, делайте же скорее! Мы согласны, если там что подписать надо, то мы…
— Не все так просто, — врач грустно покачал головой, — операция, необходимая вашей маме, дорогостоящая. Поймите, я не пытаюсь нажиться на чужом горе, но оборудование, квалифицированный персонал, и так далее… в нашей больнице этого просто нет. В Нобельске есть клиника, где такую операцию могут провести, но это будет дорого. Очень дорого, Сергей…
— Мне мать дороже всего, — негромко произнес Макаров, — сколько?
— Сама операция, плюс последующее лечение, которое также будет необходимо… — врач поднял глаза к потолку, — в зависимости от длительности периода восстановления может обойтись порядка двухсот пятидесяти тысяч.
— Сколько? — прошептал Макаров. По его телу побежали мурашки. Сумма была для их семьи неподъемной.
— Я понимаю, — врач положил руку ему на плечо, — Сергей, я рад бы помочь, но просто не могу, — он невесело усмехнулся, — ни провести бесплатную операцию, ни помочь материально, знаете, какая у меня зарплата?
— Догадываюсь, — процедил Макаров, опустив голову и положив ее на руки, — если я найду деньги… каковы гарантии, что она поправится?
— Стопроцентных гарантий не даст никто, — доктор поднялся с кушетки, — но в большинстве случаев после этой операции и комплекса процедур люди идут на поправку.
— Понял, — Макаров поднял глаза и посмотрел на врача, — я достану деньги, — твердо сказал он.
— Об одном прошу, Сергей, — очень тихо сказал врач, — не наделайте глупостей. Вашей матери сейчас вообще нельзя волноваться. Если расстроите ее хоть чем-то… прошу вас, не надо этого делать…
Доктор смотрел Макарову в глаза. Тот тоже встал.
— Не переживайте, доктор, — сказал он, — глупостей не будет.
***
— У себя?
— У себя.
— Занят сейчас? С кем-то?
— Так никого нет, но…
Дальше Петровский не слушал. Он прошел вперед и коротко постучал в дверь декана, проигнорировав изумленную секретаршу.
— Войдите! — послышалось с той стороны.
Петровский открыл дверь и вошел внутрь, плотно закрыв ее за собой. Карнаухов сидел за своим столом с чашкой, от которой шел приятный аромат настоящего кофе. При виде визитера он приподнял брови.
— Не помню, чтобы вызывал тебя, Петровский, — заявил он, — у тебя что-то случилось? Или ты за помощью? — он прищурился, глядя на гостя почти в упор.
— Ну, не то, чтобы прямо у меня, — начал Петровский, — разрешите, я присяду? — он кивнул на свободный стул.
— Соболев обычно даже не спрашивал… — пробурчал Карнаухов себе под нос.
— Что? — переспросил Петровский, хотя и так все прекрасно услышал. Его губы расплылись в едва различимой усмешке, но он быстро одернул сам себя, в конце концов, перед ним был целый декан, а он пришел сюда с просьбой, а не с наездом.
— Ничего, садись, говорю, Петровский! — разрешил Карнаухов, — с чем пожаловал столь серьезный человек? — он, пользуясь ситуацией, тоже решил слегка поиздеваться.
— Алексей Станиславович, я к вам с просьбой, — начал Петровский.
— С просьбой, да ты что! — Карнаухов фыркнул, — а я думал, вы только требовать умеете! Ну, да не суть, прости мою философию, Петровский, излагай! — он скрестил руки на груди, глядя на Петровского со смесью неприязни и иронии.
— Алексей Станиславович, понимаю, что прозвучит глупо и по-детски, но не могли бы вы дать моему человеку еще один, последний шанс? — спросил Петровский, внимательно посмотрев на Карнаухова, — вы поняли, о ком речь, о Фролове. Я понимаю, что он обнаглел, дальше некуда, но все же, прошу, дайте ему чуть больший срок. Я за него ручаюсь, его наплевательское отношение не повторится. А если повторится, спросите с нас обоих. Только дайте один шанс…
— Ой, как вы запели! — декан расплылся в злобной улыбке, больше похожей на оскал, — вчера тут Фролов слюни пускал, чуть ли не всеми божествами клялся, что исправится, сегодня ты, Петровский, сидишь тут, потупив взор и клянчишь! Никогда бы не поверил! — Карнаухов поднялся, — Костик Петровский и просит! Просит! Местная легенда, сопливый второкурсник, умудряющийся держать в страхе половину ВУЗа, просит! Петровский, скажи, а если вот это увидят те, кто считает тебя местным Аль Капоне, как они отреагируют? Корона с головы не спадет, нет? — он продолжал откровенно издеваться. Петровский понимал, что декан теперь отыграется за все пять лет хамства со стороны Соболева и за все время его собственных выходок.
— Алексей Станиславович, я понимаю… — начал он.
— Нет, Петровский, ни хрена ты не понимаешь! — декан яростно ткнул в его сторону пальцем, — вы совсем обнаглели! Вы все! Соболев, ты, вся твоя банда! Да, не смотри на меня так, я не стесняюсь вас так называть! Банда! — он внятно и очень зло повторил, — что вы устроили в ВУЗе? Махинации, наезды, шантаж! — он понизил голос, — думаешь, я слепой и глупый? Я все про вас знаю, не считай себя умнее других! Посмотри на себя! Послушай себя! Ты уже даже изъясняешься, как бандос! «Мой человек», «спрошу с него», могу перечислять дальше! Ты где вообще учишься? — декан сжал кулаки.
— На юрфаке, — с досадой ответил Петровский, — Алексей Станиславович, если дело в этом, вы же понимаете, что Фролов всего лишь…
— Дело в хамском отношении, — отрезал Карнаухов, — я отношусь к людям, даже если они не идеальны, ровно так, как они относятся ко мне. Попробую поговорить с тобой на твоем языке. Скажи, Петровский, как ты относишься к понятию справедливости? — он посмотрел прямо в глаза.
— Если честно, не особо в нее верю, — ответил Петровский.
— Отлично! — декан кивнул, — хоть в чем-то ты со мной честен! Хорошо, зайду с другой стороны: как ты относишься к людям, которые поступают по справедливости? — он прищурился, ожидая ответа.
— Положительно, с уважением, — выдохнул Петровский, поняв, что его банально загоняют в угол.
— С уважением, — Карнаухов зачем-то повторил, — а теперь скажи мне, Петровский, как я должен по справедливости обойтись с человеком,