– Девушку сбросьте, – приказал Гамбино и все стало белым шумом.
Последнее, что сплыло перед глазами: море. Оно такое большое и бескрайнее. А еще…смех. Детский смех завораживал душу, как и приятный мужской голос. Даниэль и Тина, последнее, что давало надежду на счастливую жизнь.
Но сможем ли мы?
ГЛАВА 20
Андреа
Некоторым людям не суждено быть вместе,
неважно насколько сильно мы этого хотим
– Энтони Бриджертон
(с) Бриджертоны 2 сезон
Кап. Кап. Кап.
Хотелось так сильно закрыть уши, чтобы не слышать раздражающий до скрипа зубов звук, но руки не подавались. Почему?
Кап. Кап. Кап.
Согнулась от боли в голове. Так плохо. Так больно.
Почему? Почему? Почему?
«Даниэль» – озарило меня.
Веки раскрылись с тяжестью. Челюсть крепко сжалась.
Темнота. Только тусклые лучи солнца из маленьких окон с решетками падали в этот подвал. Я была привязана к трубе в углу подвала. Обе руки. Ноги тоже связаны. В горле сухо. Вкус крови вызывал рвотный позыв. Держалась, чтобы не блевануть сразу.
Кап. Кап. Кап.
Дернула за наручники со всей злостью и закричала. Хотелось кричать без остановки. Эмоции прорвались наружу. Кричала до тех пор, пока слезы не нашли выход из моих глаз, и я не пала на холодный бетон, без сил сдвинуться с места. Веки начали обессиленно слипаться. Дала волю темноте забрать меня в свои оковы вновь.
Не знаю, сколько пролежала в этой сырой камере с конденсатом, но, когда открыла глаза из-за шагов, приближающихся ко мне, с окна больше не падали лучи солнца. Кромешная темнота, до тех пор, пока фонарик зашедшего не отрезвил меня, режа глаза яркостью. Лязг моих наручников неприятно прошелся по помещению. Спина затекла. Я чувствовала, как железо кандалов режет конечности, и прикусила губу от боли.
– Вставай, – мужской голос заставил дрогнуть и сжаться еще сильнее.
Надзиратель освободил меня от наручников и веревки на ногах, после чего грубо поднял с земли за локоть, словно марионетку. Ноги отказывали идти, поэтому казалось, будто я ползу. Яркий свет лампочек заставил зажмуриться после темного подвала.
Меня кинули на кафель, прямо к ногам Гамбино. Я была бессильна, чтобы встать, но подняла голову, с ненавистью и презрением смотря на Зейда. Хотелось задушить его. Убить. Испить вкус его смерти. За все, что он сделал.
– Какой смелый взгляд, – пальцы ублюдка сжались на моем подбородке. Гамбино наклонился к моему лицу. – Не зря тебя называют королевой Италии. Жаль, пропадет такое золотце, – поджал он саркастически губы, словно ему было и вправду жаль.
Я плюнула ему в лицо. Так сильно, что Гамбино зажмурился и отвернулся.
– Fottiti, bastardo! – вырвалось со всей ядовитостью на итальянском.
Гамбино разозлился. Он поднял меня с пола, и мы оказались наравне. Его полный сумасшествия взгляд врезался в мой. Я же смотрела в ответ без капельки страха.
– Переведи, – шикнул он.
– Пошел на хрен, ублюдок, – повторила на английском.
Мне хватило секунды, чтобы врезать лбом ему прямо в нос и услышать хруст его хряща.
– Тварь, – разъярённо завопил Зейд. Он влепил мне пощечину правой рукой, сжимая левой пятерней волосы на моем затылке, – Да как ты смеешь, – еще один удар с другой стороны.
Я вцепилась в его предплечья подобно дикой кошке, пока он избивал меня. Удары вернули в прошлое. Перед глазами всплыло лицо Марко, и хотелось повторить с Гамбино все, что отправило и Марко на тот свет.
– Отец! – послышался громкий возглас со стороны. Гамбино снова замахнулся, но голос дочери остановил мерзавца, – Ты убьешь ее раньше времени.
Гамбино глубоко дышал, пока я чувствовала, как струйка крови с разбитой губы размазывается по лицу. Зейд отпустил меня, и я снова упала. Голова разболелась, виски пронзили тысячи игл. Не уверена, что на руках ублюдка не остались мои волосы, так сильно он драл их.
– У меня нет сил терпеть выходки этой суки, – отвернулся Зейд, потирая нервно щетину, – Скажи Вану, что мы выезжаем.
– Что ты собираешься делать? – прошептала, по очевидности Зара Гамбино, о которой я слышала краем уха, между разговорами мужчин. Она подошла к отцу на высоченных шпильках.
Я не стала дожидаться ответа. Знаю, что сдалась в плен ради спасения дочери, но разве я прощу себе, если не попытаюсь выбраться? Не попытаюсь бороться за то, чтобы моя дочь не осталась без матери? Я не умру без боя.
Резко соскочив с пола, несмотря на пошатывание, побежала к выходу. Мы находились в гостиной первого этажа, входная была прямо на виду. Побежала к ней, слыша, как кричит Зара и не лестно проклинает в спину Зейд.
За мной кто-то погнался, но я не оглядывалась. Легкие болели, а ноги дрожали. Выбралась на свободу, но потянули обратно, перехватывая за волосы. Упала на задницу, стиснув челюсть от пронзившей тело боли. Но мой крик был белым шумом для всех. В их глазах я была не больше, чем мертвец.
Ван, тот самый, которому приказали меня поймать, поднял меня, заломал руки за поясницу и вывел на улицу. Ночь была холодной. Ноябрь в Берлине достаточно низок температурой. При каждом нервном выдохе, со рта срывался пар. Ван толкнул в машину, и я повалилась на заднее сиденье. Пока он закрыл одну дверь, я попыталась открыть и выйти через другую, но это сделали раньше меня и выход загородил неизвестный мужчина.
– Тайлан, держи ее крепче, – приказал Ван, что сел за руль, – Девушка буйная, – усмехнулся он.
Не сдаваясь, повернулась к другой, но и ее проход загородил еще один амбал.
– Бежать некуда, – подмигнул он.
Черт. Черт. Черт.
В конце концов я села, сложив руки на коленях. Мы ехали долго. По пустой дороге. Я постоянно трясла ногой. Машина дрогнула, когда проехали яму, и взгляд привлек мой телефон, выскользнувший из кармана Вана. Никто из парней не заметил, как мобильник пал прямо к моим ногам. Не это ли удача? Огляделась вокруг. Пустота и степь. Только вдали виднелась закусочная, привлекшая мое внимание.
Думать не было времени.
– Остановите машину, – притворилась, что задыхаюсь. Согнулась так, что волосы прикрыли мое лицо, а руки с легкостью дотянулись до телефона. Спрятала его в рукаве толстовки. – Остановите машину, черт вас дери! – закричала, кривляясь от боли.
– Твою мать, – Ван припарковался прямо у обочины закусочной.
– Выходи, – провопил Тайлан, выводя на выход.
Холодный ветер опалил лицо, что на секунду перестало гореть