– Моя красавица, – Роберта взяла мои щеки в колыбель своих ладоней, заглядывая в глаза и стирая слезы большими пальцами, – Какая ты красивая, какая взрослая, – улыбка женщины дрожала от слез, пока она продолжала ласково гладить мое лицо и заправлять мокрые волосы за ухо, словно не веря, кто перед ней, – Я думала, что навсегда потеряла с тобою связь.
– Я так сильно скучала по тебе, – обняла ее, вдыхая приятный медовый аромат.
Успокоившись, сели за столик и заказали по лимонаду с манго. Роберта долго разглядывала меня с доброй материнской улыбкой. Я рассказала ей о Тине и показала фотографии на телефоне Даниэля, ведь свой все ещё не включила с прилета в Италию. С девочками из труппы мы тоже говорили по телефону Дэна. Говоря о них: я нашла себе замену и буду обеспечивать все их выходы. Я не прощалась с ними, ведь это все еще были мои девочки и я не собиралась терять с ними связь. Они меня поняли, и все дружно кричали, что будут ждать приглашения на свадьбу.
Роберта расплакалась от счастья ещё больше, говоря, что вспомнила нас с сестрой в лице Тины. Она рассказала, как я любила дёргать её за серьги и играть с её браслетами, а сестра обожала разбивать все кухонные приборы.
– После смерти дона Марко, – взгляд Роберты опустился к стакану напитка перед собой, —Никогда не чувствовала себя такой счастливой. Дон Даниэль помог мне и моей семье обустроиться, – ее глаза засверкали, и она посмотрела назад, на Дэна, наблюдавшего за нами. – Он помог нам, – улыбнулась женщина одной из своих теплых улыбок, поворачиваясь снова в мою сторону, – Он хороший человек, Андреа, – Роберта взяла мои руки в свои, – Ты сделала правильный выбор.
– В ту ночь…это он взорвал помолвку Тины, – мне хотелось поделиться этой болью с человеком, который понял бы, что я чувствовала тогда, ведь Роберта была там, – По этой причине умерла мама, – пролепетала совсем тихо.
От моих слов Роберта напряглась. Она закрыла глаза и сделал глубокий вдох, прежде чем продолжить.
– Нет, веточка, у Камиллы был выбор, и она сделала его сама.
Брови сошлись на переносице. Покачала головой в недоумении.
– Что это значит?
Женщина взялась за свою плетёную сумку, стоящую на стуле рядом. Я видела, как Роберте тяжело давались сие действия, когда она вытащила потрепанный красный дневник. Она положила его перед собой, прикрывая ладонями, словно боясь отдавать мне. А меня накрыл страх. Будто в руках Роберты был не дневник, а ящик Пандоры.
– Перед смертью, твоя мама…она оставила это мне, сказав, что однажды вам с сестрой придётся узнать правду, и я должна вручить его каждой перед свадьбой, – Роберта закрыла глаза, словно та самая правда, причинит мне боль, а я чувствовала, что причинит, – Твоя сестра отказалась брать его, а тебе…я не успела. Тебя украли…и…в общем, – гувернантка стёрла слезы, и аккуратно подтолкнула дневник в мою сторону, – Я знаю, будет сложно понять её, но не вини маму, прошу…
Роберта встала, подошла ко мне, крепко обняла, поцеловав в лоб, и протянула салфетку с цифрами.
– Это мой номер, ты всегда можешь позвонить мне.
Ошеломленной, Роберта оставила меня одну. Одну с мыслями, что крутились в голове.
О какой правде шла речь? О той, которую мне уже рассказали? Узнаю ли я, кто мой родной отец?
Дневник все ещё стоял нетронутым. Открывать его не хотелось. Немного позже, когда останусь одна, в тишине возьмусь за него. Нашла взглядом Даниэля. Он подошёл и сел рядом.
– Она оставила дневник мамы, – кинула взгляд в сторону потрепанных листов, – Спустя десять лет.
– Хочешь прочесть его? – Даниэль подозрительно посмотрел на дневник.
В ответ отрицательно покачала головой.
– В номере, – улыбнулась, ощущая малую дрожь по телу при понимании, что за корочкой ежедневника могло быть что угодно.
– Вечером у нас ужин, – Даниэль сорвал с моих губ поцелуй, – Нужно быть готовыми к семи.
– Что мне надеть?
– Что-нибудь красивое, но практичное, – подмигнул Дэн, – Будем гулять.
Он не отпускал моей руки, пока мы не дошли до номера, где я приняла горячий душ, после чего накинула халат и устроилась на террасе, прислушиваясь к волнам, бьющимся об берег. Даниэль сидел в домике, сказав напоследок, что, если понадобится, он здесь. Просто сейчас мне нужно было одиночество.
Сев на диванчик и собрав ноги по-турецки, поставила дневник на колени. Я открыла его, слыша хруст корочки. Страницы были жёлтыми и местами чернила размазались и стерлись, но читать все еще было можно. История мамы начиналась со дня, когда Марко…впервые её ударил.
«Мне казалось, я любила его. Мне казалось, он любил меня. Но все превратилось в страшный сон, где я осталась одна.
Сегодня он впервые ударил меня. На второй день после свадьбы. Удар пришёлся по лицу и разбил мне губу. Причина: я сказала, что пойду увидеться с подругой, а он отказал. Я просто спросила почему…
До этого Марко не имел ничего против моих подруг.»
Запись прервалась на месяц и началась новая. Я открыла ее с большей тяжестью, нежели предыдущую.
«Я простила его в тот день, и это стало самой большой ошибкой в моей жизни. Точкой невозврата. Прошёл месяц с нашей свадьбы. За это время я перестал считать, сколько раз получила ударов от Марко. Легче было посчитать, сколько живых мест осталось на моем теле. Марко стал мне мерзок. Дымка любви рассеялась, розовые очки разбились. Но часть моего сердца все ещё держалось за того человека, которого я любила. Думала, что любила.»
Слезы стекали по щекам прямо на страницу. Приходилось стирать их, чтобы читать дальше.
Это была вовсе не любовь, мама…
«Спустя полгода мама заявилась ко мне домой с отцом. Было неожиданно. Папа и мама улыбались и пришли с подарками, но все рассыпалось словно пепел, когда они увидели меня. Моё лицо было опухшее, губа разбита, а на шее все пять пальцев Марко. Папа был в ярости, и я впервые…впервые в жизни увидела в его глазах слезы. Он не узнавал меня. Что сказать, я сама себя не узнавала.
Мама закатила истерику и начала собирать мои вещи, а я была подобно живому мертвецу. Ни одной эмоции. Ни одной слезы. Я смотрела, как она судорожно собирала вещи, а папа кричал на Марко, но прекрасно знала, каков будет мой ответ. Я остановила маму. Остановила отца. Сказала, что не уйду. Сказала, что жду ребёнка. Это разбило их окончательно.
Мама умоляла меня передумать,